"Владимир Чивилихин. Елки-моталки" - читать интересную книгу автора

Полотно разом вытянуло, и купол наполнился с мягким и гулким хлопком.
Дернуло.
Он вырулит сейчас прямо к болоту, на мелкий кустарник. Начал доить
стропы, примеряясь к площадке, потом скрестил на свободных концах руки,
повернул себя лицом к слабому ветру, еще раз оглядел пожар. Неужто огонь
угнездится в торфянике и перехлестнет в эти леса неоглядные? Родион засек
кордон лесника на другой стороне болота, развернулся, чтобы встретить
землю ногами. Она приближалась, росла, но восходящие земные токи будто бы
держали парашют. Еще казалось, что зеленое болото прогибается.
Пахнуло дымом. Родион схватился за полукольца, изготовился. Сейчас
земля словно бетонная сделается, крепко ударит в ноги и позвоночник. Но
Родион, хорошо чуя землю, за мгновенье до встречи с ней рвал полукольца на
себя, и сила удара куда-то уходила.
Вот он, край болота. Трава зеленая. Вдруг прямо под ним блеснула темная
вода, и сердце прыгнуло - зыбун! Рванул руками, запрокинул голову и
последнее, что увидел, - полярное отверстие в куполе, голубой кругляшок
неба. Родион весь, с головой, вошел в то, что должно было быть землей,
вошел с хлюпом, но мягко, без удара, и понял, что конец, кранты, если
сейчас его накроет парашютом. Начал бешено бить руками, однако ноги
держало что-то вязкое - не то ил жидкий, не то мертвая трава. Вынырнул,
раздул легкие воздухом и, охваченный острой радостью, увидел небо. Купол
отнесло, положило на траву; он смялся, потерял форму, уже начал намокать.
Утопит? Родион вытянул шею, огляделся, не переставая месить вокруг себя
грязную воду. Ага, несколько стропов легло на куст багульника, у корня.
Метров десять было до этого куста, а за ним такая же зеленая трава в воде,
и только дальше, еще, пожалуй, на полдлину стропов, в ржавом, редеющем к
зиме папоротнике, первая березка.
Березка эта была недосягаемой. Ноги держало плотно, и Родион боялся ими
шевелить, загребал и загребал руками, надеясь на свою силу и зная, что
устанет не скоро еще. Чуть слышным ветром переливало осоку вокруг,
лопались у глаз большие мутные пузыри, пахло гнилым колодцем и падалью. На
руки была вся надежда. Он вроде начал подаваться вперед, но тут же
почувствовал, что его обжало и держит плотно, даже будто бы засасывает, а
он, перемешивая болотную жижу под боками, лишь помогает этой вязкой силе.
Начал быстро выбирать стропы одной рукой, спутал все в мокрый грязный
клубок и никак не смог найти шнуры, что тянулись к багульнику. Где же они,
эти проклятые стропы? Нашел. Уцепился обеими руками, осторожно подтянулся.
Славно! Однако трясина, плотно охватившая его крупное тело, будто тоже
собралась с силой, держала. А тут еще запасной парашют. Он, правда, был в
водонепроницаемом ранце, но его мертво взяло внизу, и лямки мягко
осаживали плечи. Врешь, елки-моталки! Теперь-то уж врешь! Родион потянул
стропы, еще потянул и замер, тяжело дыша.
Надо было успокоиться, вот что. Донесся едва слышный рокот самолета.
Ага, Платоныч, как договорились, решил раструсить ребят с того же захода.
Три купола уже сносило по небу, и вот еще один комочек вывалился
картошечкой. Санька Бирюзов, Копытин, Ванюшка, Серега - пожарники всегда
садились у бортов самолета таким порядком. Нет, ребята не вдруг
догадаются, что он пропадает по первому разряду. Тут уж надежда на Гуцких.
Сейчас летнаб развернется, сбросит Прутовых, Митьку Зубата и остальных, а
с грузового захода увидит, что у меня тут нелады.