"Владимир Чивилихин. Елки-моталки" - читать интересную книгу автора

и братишек, она тоже налила себе чаю. - Очень нехороший! Хитрый.
- Агриппина! - приподнялся отец. - Цыть!
- А что такое? - Родион раскрыл на нее глаза.
- Я им сказала, что ваш приятель в бане, а они переглянулись и говорят:
"Понятно". Я сказала, что вы чуть не утопли в болоте, а они опять смотрят
друг на друга, перемигиваются. "Ясно", - говорят. А сознайтесь, вы нарочно
в болото?
- Что за чушь!
- Они рассказывают, что вы хитрый, как змей. Специально в бучило
залезли, чтоб я вас тащила.
- Агриппина! - грозно закричал отец. - Замолкни!
- Ну и трепачи! - Родион крутнул головой, вглядываясь в девушку. Серые
глаза ее были преувеличенно серьезны, а влажные полуоткрытые губы таили
неуловимую улыбку. - Далеко они?
- У ручья. Вещи стаскали, костер наладили.
- Вы им сказали, что через болото огонь не пройдет?
- А как же! Мы и так знали, говорят. И велели гнать вас отсюда.
Говорят, что вы после бани по два самовара выпиваете.
- Вырву я тебе язык, Агриппина! - застонал отец.
- Обопьетесь, а потом лежите, - продолжала Пина. - А тайга горит...
- Вот черти! - изумился Родион. - Ну и черти...
Пина вышла, а мать сказала нараспев:
- Ты уж не серчай на нее, милый человек! Это она такая перед тобой.
Злится, что поздно прилетели. Ведь о пожаре-то мы давно уже сообщили...
- Язва она! Неизлечимая! - закряхтел на лавке отец. - Идейная! Пилит
меня, что газеты выписываю, а не читаю. Это отца-то! И заполошная, вроде
меня, когда я не больной. Последнюю неделю, как я слег, просеку рубит по
приверхе. Я говорю, все равно одной не остановить пожар-то, а она только
сопит. Смирная приходит, куда и вредность ее девается. Поест и спать.
- Она ведь у нас ученая, - всхлипнула мать. - Десятилетку закончила в
Гиренске, хотела дальше учиться, да разве сейчас куда попадешь...
- В интернате она такая и сделалась, языкатая да уросливая, - ласково
сказал отец. - А если еще до диплома доучится, что с нее будет? Ух и язва!
Такое иной раз отчубучит...
Родион попрощался. В сенцах мать его догнала, сунула узелок с теплыми
шаньгами и шепотом, со слезой в голосе попросила:
- Милый человек, ты уж не серчай на Пинку-то.
- Да что вы!
- Она у меня из всех детей...
Мать заплакала неслышно, подбирая слезы узластыми руками.
- Что вы? - встревожился Родион. - Что с вами?
- Боюсь, кабы с ней чего плохого не сделалось, - протянула она. -
Посоветоваться с вами хочу.
- А что такое?
- Она у нас задумывается, - сказала мать.
- Как задумывается?
- Отец-то не замечает, а я все вижу. Сидит за книгой - пароход тут раз
в месяц плавает и книги привозит, - сидит и потом закаменеет вся. А то
слезу ей будто бы на глаза нагонит. Я уж книги стала прятать...
Родион, как умел, успокоил ее, вышел во двор. Пина у коновязи тихо о