"Герман Чижевский. За завесой ливня (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

меркли горстями. Раз или два вверху возникло и задрожало зеленоватым
отблеском пламя. Рокот грома пришел издалека. Тогда Бигелоу вспомнил о
мешке с гипсом и, спрыгнув с повозки, зашагал к разрытой площадке. Сумрак
быстро сгущался, искажая очертания камней и скал, лишая их объемности и
цвета. Все становилось однообразным, серым и плоским.
Бигелоу предложил Кроссби последовать его примеру - пойти умыться.
- Сейчас разразится ливень, - уверенно заявил Кроссби, - и для меня будет
большим удовольствием освежиться в его струях. Вот когда я по-настоящему
умоюсь! А вы, мистер Бигелоу, пока могли бы унести гипс. Я что-то устал,
не хочется двигаться.
Он остался лежать в яме, предвкушая удовольствие от первых капель дождя.
Кроссби смотрел на еще светлевшую полоску неба, и мысли его снова
вернулись к их странным открытиям. Сначала светлевшая полоска неба была
шириной в его мизинец, но очень скоро она сократилась до толщины
карандаша, как-то незаметно подошла к тонкому изломанному просвету, и в
неуловимое мгновение края туч сошлись.
Бигелоу удалялся. Шаги его быстро замирали. Он насвистывал монотонную
мелодию, которая опротивела мистеру Кроссби с первых месяцев их
знакомства. Во всем остальном Бигелоу был славным малым, если бы не эта
его мелодия, которая неотступно преследовала его годами. Ведь даже
классическая ария, повторенная сто тысяч раз подряд, способна вызвать у
слушателей образ намыленной веревки.
Мелкий дождь настиг Бигелоу возле повозки. Держа тяжелый бумажный мешок с
гипсом в руках, он пробежал бегом последние несколько ярдов, прикрывая
крафт-пакет от брызг. Поспешно распахнув брезентовый фартук фургона, он
ощутил, как на его лицо и руки упали первые крупные капли необычно
теплого, словно подогретого, дождя.
Бигелоу вскочил в фургон и погрузился в кромешную тьму. Сзади из мглы и
быстро нараставшего шелеста дождя длинная кривая молния распорола зигзагом
небо, озаряя стены фургона, ящики для упаковки собранного материала, мешки
с гипсом и прочую кладь. Вздрагивая и извиваясь, словно от собственного
гнева, она мерцала целую секунду, осветив зеленым и фиолетовым огнем
небеса и землю. При ее мертвящем свете ученый увидел в правом углу фургона
свой чемодан.
Раскаты грома глыбами тяжелых звуков покатились, сталкиваясь в небесах, и,
еще более оглушительные, низвергались на землю.
- Что за нелепая страна! - бросил в испуге Бигелоу и защелкал замками
чемодана. Вслед за ослепительной вспышкой молнии наступила темнота. Стало
темно, как в герметически закрытом ящике, и Бигелоу, у которого с
некоторых пор возникла потребность высказывать наедине с собой мысли
вслух, принялся браниться. Звук собственного голоса вселял бодрость и
уверенность, даже когда поблизости творилось что-либо непонятное.
Особенную бодрость он ощущал, когда бранился: в молодости с ним это
случалось редко, но суровая жизнь в условиях экспедиции развила эту
скверную привычку. Грубые, стертые от употребления слова брани имели
свойство сообщать поразительную реальность происходящему, любое событие
они ставили с головы на ноги. Всякая иллюзорность тотчас же исчезала, все
становилось до противности понятным и будничным.
Вслед за первой вспышкой с разных сторон горизонта бешено полыхнули снопы
молний и по брезентовой кровле фургона с неистовой яростью забарабанил