"Георгий Прокофьевич Чиж. К неведомым берегам " - читать интересную книгу автора

- Собери Наталью Алексеевну в дорогу.
Спустя полчаса Григорий Иванович, молча и не глядя, прошел мимо
бездыханного Василия, поклонился своим помощникам и вышел к саням... В них
ни жива ни мертва сидела Наталья Алексеевна.
Поскрипывали широкие полозья, легко скользили лыжи, весело бежали
собаки. Безумие и злоба понемногу проходили.
"Добьюсь все-таки для нее позорной церковной казни и заточу в
монастырь, - уже хладнокровно рассуждал Шелихов, - того требует церковь и
мой христианский долг. Мало что этот подлец мог ей сказать о моей гибели,
она не должна была верить..."
"Разве я изменила мужу, решив выйти замуж? Что же было делать' Разве в
Сибири можно спокойно жить молодой вдове без защитника? А Вася... Ведь он
желал добра. Откуда он мог знать, что Гриша жив?"
...Через две недели на трех камчатских санках, с двумя проводниками
Шелиховы приехали в Иркутск.
Сердце не камень... Безропотность Натальи Алексеевны, ее преданные,
любящие глаза, тяготы пути смягчили сердце Шелихова. Неотложные дела и суета
на время отвлекли от выполнения "христианского долга". Окончательно
примириться с Натальей Алексеевной заставила Шелихова привычная, уже забытая
было домашняя обстановка в Иркутске, а главное, дети. Да и любил Григорий
Иванович свою жену той вечно молодой любовью, которая многое заставляет
прощать и забывать.

4. "ЗЕМЛЯ РОССИЙСКОГО ВЛАДЕНИЯ"

Громадный, почти во всю комнату, пушистый ковер, смущавший
посетителей-сибиряков своею шелковой мягкостью и цепкостью, прикрывал
великолепный штучный паркет кабинета генерал-губернатора иркутского и
колыванского. Высокие окна скрывались под спущенными тяжелыми гардинами, и
ни один звук не долетал с улицы до ушей его высокопревосходительства.
Тишину губернаторского кабинета нарушало мерное тиканье еле-еле
качающегося маятника стоячих лондонских часов в гладком футляре красного
дерева с золочеными рельефными завитушками. На подзеркальном вычурном
столике, под стеклянным колпаком, группа фарфоровых пастухов и пастушек
застыла в реверансе менуэта.
За большим письменным столом утонул в мягком кресле, обложенном
легкими, лебяжьего пуха подушками, гроза одной седьмой части земного шара,
всесильный сатрап и вельможа матушки Екатерины II, сам генерал-губернатор и
кавалер, генерал-поручик Иван Варфоломеевич Якоби. Его длинный, отороченный
мехом шелковый шлафрок свисал до самого пола.
Зажженные в больших бронзовых канделябрах свечи колеблющимся желтым
пламенем освещали стол и блестящими кружками отражались на голом, как
бильярдный шар, черепе рано состарившегося вельможи: Якоби было всего около
пятидесяти.
Гневно нахмурив седые мохнатые брови, генерал-губернатор читал
очередной анонимный донос на себя, адресованный "в собственные руки матушки
государыни-императрицы". Донос был перехвачен и услужливо доставлен
наместнику его любовно взлелеянной и оберегаемой, собственной
генерал-губернатора тайной полицией.
"И откуда все знает эта неизвестная каналья? - задавал себе в десятый