"Приключения в капле воды" - читать интересную книгу автора (Афонькин Сергей Юрьевич)

ГЛАВА 5

Сандра любила, когда папа рассказывал ей что-нибудь интересное, и сама нередко просила об этом. О том, от куда взялись Солнце и Земля; почему реки текут в море, а морене переполняется; отчего гремит гром и где зимой прячутся лягушки. Вот и сейчас она готовилась узнать нечто любопытное. Взглянув ещё раз на маячившую вдали башню, построенную амёбами-слизевиками, она присела у подножия не слишком крупной песчинки, стянула ласты и стала растирать натруженные ступни и лодыжки. Пифа пристроилась у её ног, сторожа имущество хозяйки. Через минуту приготовления были закончены, и папа наконец заговорил.

— Дело в том, — начал он, — что все растения и животные, включая тебя, меня и Пифу, состоят из клеток. Только не перебивай меня своими вопросами, а то ты и сама запутаешься, и собьёшь с толку. Конечно, никакого отношения к клеткам в зоопарке или к клеткам в твоей тетрадке по математике они не имеют. А для того, чтобы разобраться, что это такое, и откуда взялось само слово «клетка», давай перенесёмся мысленно в Англию.

Жил в ней более трёхсот лет назад некий Роберт Гук. Это был удивительный человек. Он сочетал в себе талант изобретателя со страстью исследователя. Сколько различных приспособлений и приборов сконструировал Гук на своём веку! Это он первый догадался завить пружину спиралью, чтобы она помещалась в часах; он создал первый проекционный фонарь — дедушку твоего проектора для диафильмов, удобный в работе термометр и прибор для измерения влажности. И ещё многое, многое другое. А главное — он сам конструировал и собирал микроскопы, гораздо лучше тех, что выпускали в то время на продажу.

В свои микроскопы он наблюдал то, что до него не могли разглядеть как следует. С их помощью он увидел, что лезвие остро отточенной бритвы на самом деле напоминает зубья пилы, а кончик иголки похож на скалистую вершину горы. Но Гуку было не просто любопытно рассматривать всё, что попадалось под руку. Нет, он задавал окружающей природе вопросы и искал на них ответы. И вот однажды он задумался: «Почему пробка, которой затыкают горлышки бутылок, так легка, податлива, упруга и не тонет в воде? В чём секрет устройства коры деревьев, из которых делают пробки?» Гук приготовил тончайший срез пробки и поместил его под свой микроскоп. Картина, которую он увидел, поразила его и дала ответы на все вопросы. Пробка состояла из мельчайших, невидимых невооружённым глазом ячеек — пустых камерок. Их нагромождение напоминало застывшую пену. Гук понял, что эти оболочки похожи на голые стены некогда чем-то наполненного помещения. Он назвал их по-английски комнатками или кельями. По-русски им позже дали имя ячейки, чуланчики или клетушки — клетки. Ведь клетью не так давно именовали деревянную пристройку в форме куба — чулан, амбар. Отсюда уже не далеко и до клетки — слова, которое используют сейчас.

Ещё позднее учёные открыли, что из таких ячеек-клетушек, только не пустых, а с содержимым, состоят все животные и растения. По-моему, если уж сравнивать их с чем-нибудь, то я бы сравнил их с кирпичиками. Из кирпичей, хотя они и одинаковые, можно составить самые разные сооружения — стену, башню, дом, крепость. Все клетки тоже немного напоминают друг друга, а собраны-сложены из них и цветок, и гриб, и муха, и крокодил.

— Как в конструкторе, — подсказала Сандра. — Значит, из клеток можно сложить кого угодно? Меня, Пифу?

— Не совсем так. Видишь ли, из твоих клеточек Пифу никак не сложить, хотя они очень похожи.

— В чём же различия?

— В ядре, точнее, в заключённой в нём информации. Вспомни разных амёб и жгутиконосцев. У них было ядро, а в нём различные сведения. У амёб — про амёб, у жгутиконосцев — про жгутиконосцев. Вот и в твоих клеточках есть ядра, а в них сведения только о тебе и ни о ком другом; о Пифе там ни слова. Поэтому-то из твоих клеточек можно собрать только тебя и никого другого. Да и не бойся, никто не будет тебя собирать-разбирать. Это я сказал ведь только для того, чтобы было понятней. Все клетки твоего тела крепко держатся друг за друга, живут дружно и никогда не расползутся в разные стороны по своим делам. Говоря по правде, у них вообще нет никаких личных дел, только общественные. Каждая из них по отдельности может немного, а вот все вместе они — сила! Некоторые клетки занимаются тем, что строят твои ногти и волосы, другие вырабатывают слёзы, третьи — в глазу — воспринимают свет, четвёртые помогают переваривать пищу, из пятых состоят мышцы, шестые передают в теле разные сигналы и сообщения. Всего и не перечислишь! А вместе получается Александра Сергеевна, которая бегает, прыгает, плавает, ест, пьёт, смотрит на мир и ходит в парикмахерскую!

— Здорово! — прошептала удивлённая Сандра. Она покрутила у себя перед носом руками и посмотрела на ноги так, как будто видела их впервые.

— Расту я потому, что моих клеток во мне становится всё больше, так? — догадалась она. — И делятся они, как амёбы — два, четыре, восемь?

— Совершенно верно! — судя по голосу, папа явно был доволен сообразительностью Сандры.

— А что же было раньше?

— С тобою?

— Да!

— Раньше клеточек в тебе было меньше, чем сейчас, и ты была совсем маленькой.

— А ещё раньше?

— Новорождённой.

— А до рождения?

— А до рождения ты была совсем уже крошечным существом.

— А оно?

— А оно ещё раньше было одной единственной клеточкой, которая потом начала делиться. Кстати, помнишь, я хотел рассказать о близнецах, но тебе срочно пришлось удирать от проголодавшихся амёб?

Сандра кивнула.

— Они недавно разделились и были похожи друг на друга как две капли воды. Хотя для тебя это уже неудачное сравнение! Ты же видишь, что может твориться в капле обыкновенной воды! Какая уж тут схожесть. Скорее, они были похожи… — Папа на секунду задумался.

— Как две ладошки! — предложила Сандра.

— Пожалуй. Клеточка, из которой вырастает потом маленький человек, делится как и амёбы пополам. Их становится уже две. И вот тут-то иногда каждая из них решает дальше действовать на свой страх и риск, независимо от другой. Нетрудно догадаться, что в результате на свет появляются два совершенно одинаковых близнеца. Они бывают так похожи, что и родители нередко путают их между собой, а всё потому, что в своё время были одной клеткой!

— Точно! — вспомнила Сандра. — У нас в детском саду в группе были близняшки. Их всегда путали. Неужели и они были когда-то одной клеткой?

— И они, и ты! Когда ты была одной клеткой, ты была одноклеточным существом. Всё, с кем ты успела встретиться, были одноклеточными — состояли из одной-единственной клетки. А если и объединялись по несколько, помнишь, как некоторые жгутиконосцы, то всё равно им особенно дела друг до друга не было.

— А как же слизевики-амёбы? — Сандра кивнула на всё ещё возвышающуюся вдали мачту. — Ты же говорил, что многие погибли, чтобы помочь остальным!

— Да, это совсем другой случай. Пожалуй, можно сказать, что толстый слизняк, которого образуют сползающиеся амёбы, — это настоящее многоклеточное существо. Ведь оно состоит из многих клеток и ведёт себя не как амёбы, из которых состоит, а по-своему. Ползёт, вытягивается на головокружительную высоту, вытряхивает из шара споры. Разве всё это могла проделать одна единственная амёба?

— Конечно, нет! — уверенно подтвердила Сандра…

— Зато когда они объединяются! О-го-го! — воскликнул папа. — Кстати, вспомни Робинзона. Ведь и он один мог не так уж много. Построил себе хижину, обнес её частоколом, приручил коз, испёк хлеб — и всё это после многих лет упорного труда. Большой настоящий корабль ему в одиночку никогда бы не построить. А вместе люди могут всё — строить корабли, многоэтажные дома, и даже летать в космос. И всё потому, что каждый занимается своим делом, но делает его хорошо, на совесть. Клетки изобрели такое разделение труда и стали объединяться вместе давным-давно, когда большинство из них жили сами по себе. И вот в результате появились разнообразные многоклеточные существа — медузы, черви, осьминоги, дельфины, жирафы, обезьяны и, наконец, мы — люди.

— Почему же не все стали многоклеточными? — поинтересовалась Сандра.

— Трудный и хороший вопрос. Мне кажется, на заре возникновения многоклеточных существ многие решили пойти своей дорогой и не объединяться. Эти клетки рассчитывали только на свои силы; они становились всё сложнее, всё больше — ведь многие одноклеточные гораздо крупнее человеческих клеток. Но стать настоящими гигантами размером с бегемота клетки-одиночки так и не смогли. Ведь для этого надо было совсем иначе дышать, гораздо быстрее двигаться и обладать прочным скелетом. Возникни такая клетка хотя бы на минуту, и она тут же задохнулась бы и расплющилась под собственным весом, как это бывает с выброшенными на берег китами. Когда одноклеточные существа исчерпали все свои выдумки, становится многоклеточными было уже поздно. Их и так уже хватало в морях и на суше. Так они и остались одиночками.

— Бедняги! — посочувствовала Сандра.

— Не такие уж они несчастненькие, — возразил папа. — Берут не умением, так числом. Тебе даже трудно вообразить, сколько их обитает на свете. В любой луже, канаве, в каждой капле пресной или солёной воды, в каждом крошечном кусочке почвы их сотни, тысячи, миллионы! Поэтому и уничтожить любого из них почти невозможно, не то что каких-нибудь морских коров, — китов и белых медведей. Нет, одноклеточные устроились на нашей планете совсем неплохо. И всё-таки, порой мне кажется, что они завидуют своим многоклеточным собратьям и пытаются, хотя уже поздно, но всё же что-нибудь изобрести и объединиться. Хороший пример — вольвокс.

— Кто?

— Вон тот огромный зелёный шар.

Далеко впереди медленно и величаво двигалась гигантская сфера. Она была величиной с многоэтажный дом и не катилась, а плыла, вращаясь, как будто наполненная лёгким газом. Почти прозрачные и, казалось, тонкие стенки исполинского глобуса были усеяны зелёными тельцами. Они располагались не как попало, а на одинаковом расстоянии друг от друга, образуя правильный узор. Казалось, неведомый кулинар испёк колобок-гигант и аккуратно украсил сотнями зелёных цукатов. Между ними протянулись едва заметные издали штрихи — ниточки. «Как будто взялись за руки», — подумала Сандра.

— Зелёные — это жгутиконосцы? — спросила она.

— Да, целая колония! Все держатся вместе, плавают вместе, вместе строят себе студенистый шар и сидят в нём, как орехи на поверхности бисквита. Шар плывёт, вращаясь, как самостоятельное существо. И название у него соответствующее — «вольвокс», что означает «вращающийся», «катящийся».

— И делится он, как амёба, — пополам? Да?

— Нет. Всё происходит хитрее. Внутри большого родительского шара образуются шары поменьше; а в них могут возникать совсем маленькие шарики. Потом они выбираются наружу и начинают жить своей собственной жизнью.

— Похоже на матрёшек! — заметила Сандра. — Этот шар — тоже многоклеточное существо?

Но вопрос остался без ответа. Из чащи густо переплетённых труб-водорослей стремительно вылетел продолговатый дирижабль, развернулся, помедлил секунду и ринулся прямо на Сандру.