"Андрей Черноморчемко. Интерферотрон Густава Эшера [NF]" - читать интересную книгу автора

которую деликатно выводил контрфагот. Чуть позже вступили скрипки и
флейты - тревожное предзнаменование грядущих бурь, завершавшихся к фина-
лу Andante ma non troppo очистительным катарсисом и успокоением. Удар
гонга на отметке 6:37 по индикатору неизменно вызывал у Густава трепет-
ное томление и слезу.
Уйдя пару лет назад в отставку по состоянию здоровья и получив при-
личное выходное пособие, Густав почти все средства потратил на собирание
обширной фонотеки, воплотив свою давнишнюю мечту. Музыка для него непре-
менно асоциировалась с каким-нибудь личным переживанием, обычно пе-
чальным, и вызывала неуправляемый поток эмоций. Эвелина часто уже глухой
ночью, выйдя к берегу, обнаруживала мужа в состоянии глубочайшего эсте-
тического транса, с пеной на губах скрючившимся в промокшем насквозь си-
дении шезлонга. Она доставала тогда из проигрывателя ненавистный ей
диск, ломала его и втаптывала золотистые кусочки глубоко в песок, после
чего окатывала Густава морской водой. Придя в сознание, он сразу же про-
тягивал руку за пластинкой, и, не обнаружив ее, вопросительно смотрел на
Эвелину, которая указывала на облезлую чайку, при свете фонаря ловившую
мух над песком: "Ты же знаешь, Гуги, до чего эти твари падки на всякие
сверкающие безделушки". Дома у них собралось уже порядочно пустых плас-
тиковых коробок, наверное, треть коллекции.
Густав обреченно кивал головой; Эвелина помогала ему подняться и,
опираясь на ее плечо, он медленно шел к невысокому двухэтажному домику,
стоявшему на обрывистом склоне. Их жилище было оборудовано всеми типовы-
ми приспособлениями, которые полагалось иметь каждой семье на исходе
XXIII века, хотя внешне ничем не отличалось от скромного дачного коттед-
жа трехвековой давности. Эвелина страстно увлекалась антиквариатом и,
помимо постоянных экскурсий на ближайшую свалку ради поиска древних без-
делушек, приложила все старания, чтобы отделать дом сообразно своим
представлениям о старине. Покатая крыша с поросшей мхом черепицей предс-
тавляла собой искусно закамуфлированную многоячеистую антенну с солнеч-
ными батареями. Микроплазменный светильник у входа имитировал архаичный
люминесцентный фонарь, и Эвелина затратила массу времени и нервов, чтобы
добиться того самого "рыбьего" оттенка, о котором читала в старинных ро-
манах. Густав периодически собирался ей сказать, что это освещение
весьма напоминает ему интерьеры криминалистической лаборатории, куда ему
приходилось столь часто наведываться за свою недолгую карьеру внештатно-
го консультанта департамента полиции. Однако он все время сдерживался,
понимая, что Эвелина может не на шутку обидеться, - она была истово уве-
рена в необходимости создания именно такого семейного гнезда, наподобие
тех, что регулярно рекламировали по холовизору как последнее веяние в
домостроительстве.
Пока Густав приходил в себя, сидя на скамейке у высохшего бассейна,
Эвелина открывала дверь с фальшивым глазком, надтреснутым аптекарским
колокольчиком и тщательно приклеенным ржавым висячим замком. К двери
также была приделана табличка: "Доктор Захарий Якобсон, гомеопатия и иг-
лоукалывание". Это был настоящий артефакт середины XX века, гордость
Эвелины, выуженная ею из-под обломков многоэтажного здания в Мертвой зо-
не. Ни она, ни Густав понятия не имели, кто был доктор Якобсон. А если
бы Эвелину спросили, что такое гомеопатия или иглоукалывание, она навер-
няка не смогла бы ответить, - новейшие свойства человеческого организма