"Валентина Васильевна Чудакова. Битте, камрад " - читать интересную книгу автора

Валентина Васильевна Чудакова

"БИТТЕ, КАМРАД"

Ранней весной сорок третьего года после зимнего наступления встали мы
в оборону на реке Осьме, на Смоленщине. Пополнение получили. Три недели
день и ночь вкалывали, долбя еще не оттаявшую землю. От кайл, ломов и
лопат кожа у каждого трижды с ладоней слезала. С помощью полковых саперов
построили дзоты, пулеметные площадки открытые, жилые землянки, траншею с
двух флангов до стыка с соседями дотянули. И зажили почти мирно. Повезло
нам - не оборона, а санаторий. Тишина!.. Фашисты, можно сказать, и не
стреляют. Даст миномет ихний два раза в сутки по нашей Лысой горе, а на
ней - пусто, нет никого и ничего. Пулеметы МГ тоже помалкивают, а если
когда и стреляют, то вроде бы неприцельно. Проверяли мы: не раз фанерные
мишени из траншеи под огонь высовывали - ни одной пробоины! Стало быть,
вражеские пули где-то высоко идут, как при ведении огня на самой
безопасной отметке шкалы прицела. Подивились мы такому делу: с чего это,
дескать, фашисты подобрели? В наступлении каждую деревушку приходилось
брать с боя, да и то не с первой атаки, а тут присмирели! Впрочем, черт с
ними. Раз не лезут, и мы помалкиваем - патроны экономим.
А красота кругом неописуемая! Окрест - холмы песчаные, корабельным
сосняком поросшие, на нейтралке тихая речка голубеет, прибрежные березки
окутались нежно-зеленой дымкой. А в них кукушка фронтовая во все горло
дробит - долгую жизнь солдатам предсказывает. Над нашим бруствером
сплошной сине-сиреневый ковер из мохнатых колокольчиков сон-травы. На
пулеметных позициях глазастые ромашки через маскировочные сети к солнышку
яростно прорываются. Живем!.. Как будто и не война.
И вот однажды на рассвете немец к нам перебежал. Речку переплыл,
минное поле благополучно миновал и ползет ужом в траве по нейтралке прямо
на наш центральный пулеметный капонир. А мы уже поджидаем. Подпустили к
самому брустверу да: "Хенде хох!" А перебежчик автомат мне свой дулом
назад протягивает, а сам плачет и смеется.
Подхватили мы его под руки и в траншею втащили. А он лопочет
по-немецки и по-русски и все плачет и смеется. Пожилой немчище, вроде бы
уже и возраста непризывного. И не белобрысый, а черный такой, как жук. А
по имени Эрик, Мы смеемся и от избытка чувств этого самого Эрика по плечам
хлопаем: "Молодец, камрад!" И кашей кормим и махоркой щедро угощаем.
Известное дело - русское сердце отходчиво. Пока наш комбат в штаб полка
звонил, разговорились мы с перебежчиком по душам. Многие из нас, недавние
школьники, примерно так же говорили по-немецки, как Эрик по-русски. Однако
самое главное мы поняли. Ларчик-то просто открывался: эсэсовцев, которых
мы зимой колошматили, Гитлер в спешном порядке на юг перебросил. А перед
нами поставил (лишь бы брешь в обороне заткнуть) вояк вроде Эрика - с бору
по сосенке. В батальоне Эрика народ немолодой, нездоровый, насильно
мобилизованный на третьем году войны. Многие в первую мировую уже побывали
в русском плену, в том числе и Эрик, и больше воевать против русских не
хотят. Они бы и сдались в плен, сказал Эрик, да боятся за свои семьи. И
опять же пропаганда! Доктор Геббельс по радио клялся, что коммунисты
пленных пытают и расстреливают.
- Во брешет, хромой пес! - возмутился сержант моей роты Непочатов. И