"Валентина Васильевна Чудакова. Прощайте, не поминайте... " - читать интересную книгу автора

едва слыхать. Далеко еще топать! А нога-то моя того... И как на грех, ни
одной машины попутной...
Стемнело. Дождик зарядил. Не сильный, но довольно нудный. А мы в
одних гимнастерках. Капитан предложил:
- Давайте-ка, братья-славяне, заночуем. Вон хутор виднеется. А утро
вечера мудренее.
Свернули мы с дороги, на хутор пришли. Дом большой и почти целый,
только белые стены, как оспой, осколками исклеваны да стекол нет. А внутри
после фашистов гадюшник несусветный! Мебель во всех комнатах переломана,
зеркала перебиты, обои со стен свисают лохмотьями. Капитан фонариком
подсвечивает и вдруг говорит дрогнувшим голосом:
- Братцы, а ведь это же кровь!..
Поглядели и мы при свете фонарика. Да, действительно, на всех четырех
стенах кровь запеклась: и потеками, и брызгами, и пятнами. Жутко как-то
нам, бывалым, стало.
- Не иначе, как тут гестапо стояло, - догадался капитан. - Кого-то
мучили, сволочи. А ну их к черту! - махнул рукой. - Лучше под дождем
мокнуть, чем тут оставаться.
Пробираемся в темноте к выходу, держась друг за друга, и вдруг наш
железнодорожник из темноты кричит:
- Товарищи офицеры! Номер люкс обнаружил!
Глядим - и верно: кухонька довольно опрятная, не успели фашисты
загадить. Долго ли солдатам бивак разбить! Ровно через четверть часа уютно
гудела плита, забулькал чайник. Поужинали мы в складчину, да и улеглись на
подметенном полу впокатушку. А утром я поднялась первой - и сразу к окну:
прошел ли дождь? Взглянула - и во все горло: "В ружье!" И больше сказать
ничего не могу, только судорожно рукой по направлению к окну машу. А за
окном фашисты, вооруженные до зубов - не меньше роты! - в каких-то
двадцати метрах наш дом с двух сторон обходят!..
Капитан наш взвился как на пружинах, стол опрокинул к окну, дверь на
крючок. Приказывает:
- К оружию! По местам!
Какое оружие?! Сам он пистолет выхватил, железнодорожник затвором
карабина лязгает. Офицеры тоже не растерялись: один схватил мясорубку с
полки, другой - дубовый табурет. А мне досталась пустая трехлитровая
бутыль из-под керосина. Двое - к окну. Трое - к дверям. Ждем. Капитан
полушепотом: "Живыми не сдаваться!.." Железнодорожник вроде бы богу
молится: "Дуняша, деточки родные, прощайте, лихом не поминайте..." А на
меня какое-то вдруг безразличие напало. В голове только одно: "Бить
непременно офицера! Чтобы сразу пристрелили..."
Слышим: идут!.. Шаги тяжелые - чужие - туп, туп, туп... Под сапогами
стекло похрустывает. За дверь дернули. Потом постучали. Ноги в ход пошли,
приклады. Дверь ходуном ходит и вот-вот с петель сорвется. Стоим, держа
"оружие" наготове, и даже не переглядываемся - замерли. И вот, когда, по
идее, дверь должна была вылететь из петель, нервы мои не выдержали:
размахнулась бутылью, как гранатой, и - хрясь о дверь вдребезги! И даже
глаза закрыла, чтобы собственной смерти не видеть...
Что такое? Ни выстрела, ни звука! Открываю глаза - и вижу: дверь на
полу, а на ней, как распластанный лягушонок, молоденький советский солдат
лежит и, улыбаясь, осматривает нашу "команду смертников". Потом увидел