"Артур Кларк. С тех пор, как уснула моя красавица" - читать интересную книгу автора "Во-первых, Клейн уже двадцать лет, как отошел от бизнеса, а во-вторых,
увидев меня, они сказали бы, что я эксцентрична, - отвечала она. - Это только прибавило бы мне загадочности". Она завязала пояс, в очередной раз испытывая мимолетное сожаление о том, что унаследовала хрупкость матери, а не сухощавую фигуру с прямыми плечами, которая могла бы ей достаться со стороны отца и его кельтских предков; затем прошлась щеткой по черным, как уголь, вьющимся волосам, тоже представляющими собой "фирменный знак" рода Россетти. И широко расставленные вишневого цвета глаза со зрачками с темной каемочкой, опушенные чернющими ресницами тоже были "от Росетти". Но кожа ее была молочно-белая - кельтская, с едва заметными веснушками на прямом носике. Большой рот и крепкие зубы - это все тоже было от Майлса Керни. Шесть лет назад, когда она закончила колледж и убедила Майлса, что не собирается никуда уезжать, он настоял, чтобы Нив обустроила свою спальню по-новому. Охотясь на аукционах Сотбис и Кристис, она насобирала кучу разных несочетаемых на первый взгляд вещей: кровать с медными спинками и старинное зеркало, Бомбейский сундук и кресло Викторианской эпохи, а также старый персидский ковер, переливающийся всеми цветами радуги. Стеганому покрывалу и подушкам с пропылившимися оборками была возвращена первоначальная белизна. Кресло стояло, заново обтянутое лазурным бархатом. Такого же цвета каймой был отделан ковер на полу. Белоснежные стены стали прекрасным фоном для красивых картин и копий, доставшихся в наследство от семьи матери. Журнал "Вуменс веар дэйли" фотографировал Нив в ее спальне, называя комнату изысканно элегантной, "носящей неповторимый отпечаток руки Нив Керни". именовал ее ценным трофеем, и отдернула штору. Она подумала, что сеноптикам не нужна сейчас особая проницательность, чтобы предсказать снегопад. Окна ее комнаты в Швабхаус на 74-ой улице и Риверсайд-драйв выходили прямо на Гудзон, но сейчас она едва могла разглядеть дома по ту сторону реки, в Нью-Джерси. Хенри Гудзон - парквей был совершенно заснежен и уже полон машин. Люди из пригородов стремились попасть сегодня в город пораньше. Майлс был уже в кухне и варил кофе. Нив чмокнула его в щеку, стараясь не замечать его уставшего вида. Это означало, что он снова плохо спал. "Если только, сдавшись, не принял в очередной раз снотворное", - подумала она. "Как наша Легенда?", - спросила Нив. С тех пор, как он в прошлом году ушел на пенсию, газеты именовали его не иначе, как "Легендарным Комиссаром Нью-Йорка". Он этого терпеть не мог. Игнорируя вопрос, он бросил взгляд на дочь и изобразил крайнее удивление. "Не хочешь ли ты сказать, что пропустила пробежку по Центральному Парку? - воскликнул он, - Что значит какой-то фут снега для отважной Нив?" В течении нескольких лет они вместе совершали эти пробежки. Сейчас ему запретили бегать, но он всегда волновался за нее, когда она это делала рано утром одна. Она подозревала, что это у него просто вошло в привычку - волноваться за нее. Нив достала из холодильника кувшин с апельсиновым соком. Не спрашивая, наполнила высокий стакан для Майлса, маленький - для себя, и стала готовить тосты. Майлс был любителем плотных завтраков, но сейчас яичница с беконом была полностью исключена из его рациона. Остались сыр и ветчина - по его |
|
|