"Владимир Колин. "Онейрос"" - читать интересную книгу автора

радостями, тревожившими их ночи, смешались в хаосе случайности. Подобно
жалким бумажным бабочкам, какое-то мгновение они кружили в воздухе, чтобы
затем навеки упасть на землю.
Когда все кончилось, Фел повернулся и взглянул на гору бумаг. И
невольно обнаружил, что начало какого-то кошмара пришлось на конец сна о
любви. Прогулка по Упсе кончалась головокружительным падением в пропасть, а
счастливая линия полета какого-то подростка, оборванная на половине,
продолжалась кривой усталости старой женщины. Из алфавита снов составлялись
самые кошмарные онейрограммы. Соединенные, как в монтаже, наложенном на
полную случайностей действительность, обрывки складывались таким образом,
что перед читавшим их Фелом представал образ странного мира, искаженного с
какой-то извращенной преднамеренностью. Его зачарованному взору вдруг
показалось, что этот ужасный калейдоскоп сложился не случайно, или, скорее,
что случайность сложила обрывки снов в реальный мир, посередине которого
находился искусно скрытый круг людей, подобных Хубту Гарану, окрашенный в
розовые тона для того, чтобы другие приняли этот мир кошмаров и примирились
со всем, что в нем было бесчеловечного. Груда обрывков оказалась магическим
зеркалом, в котором приукрашенный мир отражался таким, каким он был на
самом деле. Честность, чистота, стремление к человечности и совершенству
превращались там в свою противоположность, фальсифицировались, искажались и
подавлялись с трезвой, порочной целет устремленностью. Цветок становился
червем, птица, только что упивавшаяся пространством и светом, считала
естественным свое превращение в крота.
- А дальше? - шепотом спросил себя Фел.
В отчаянии, он ждал ответа. Ответ существовал. Но в тот момент Фел
слышал лишь грубые, нетерпеливые голоса гудков. Он медленно подошел к
столу, с минуту смотрел на придуманное им устройство, которое так чудесно
оживало в те ночи, когда он наделял его ненужной жизненной силой, потом
взял молоток и точными ударами начал разбивать тонкие механизмы,
поглотившие все его сбережения и нередко оставлявшие его голодным. С
помощью долота он отделил основные детали, разбил их с тем же спокойным
упрямством, и наконец, собрав ставшие негодными обломки, сунул их в большой
мешок, куда отправил и обрывки бумаг, грудой лежавшие на ковре. Через
минуту он вышел из комнаты, выбросил мешок в жестяную пасть мусоропровода
и, вернувшись, тщательно запер дверь.
Услышав внизу, в табачной лавке, звук выстрела, мадам Месал вздрогнула
и покачала головой: - С этими своими опытами он когда-нибудь взорвет мне
весь дом...
Но, так как тишину не нарушало больше ничего, кроме обычного уличного
шума, она опять принялась клевать носом, сидя на своей изъеденной временем
бархатной подушке. И даже господин Дуста не переступил сегодня ее порога.
Он запасся папиросами заранее.