"Роберт эрвин Говард. Конан-варвар из Киммерии (сб.) Пролог. Гиборийская эра" - читать интересную книгу автора

схватив, что под руку попало, дали отпор, сами не зная, за кого сражаясь.
Нет, не против Тарамис, клянусь - против Констанция и его чертей!
Народ не знал, чью сторону принять. Толпа моталась туда-сюда, словно
перепуганный лошадиный табун. Но на победу нам рассчитывать не приходилось
- без брони, с парадными побрякушками вместо боевого оружия... Гвардейцы
построились в каре, но их было всего пять сотен. Кровавый урожай собрала
гвардия, прежде чем погибнуть, но исход был предрешен.
Что же делала Тарамис? Она спокойно стояла на ступенях и Констанций
полуобнял ее за талию. Она заливалась смехом, словно злая колдунья! О
боги! Это безумие, безумие...
Никогда я не видел человека, равного в бою Конану. Он встал у
дворцовой стены и вскоре перед ним была куча порубленных тел в половину
его роста. В конце концов они одолели его - сотня против одного. Увидел,
что он упал - и мир перевернулся перед моими глазами. Констанций приказал
взять его живым, покручивал усы и улыбка у него была самая подлая...
...Именно такая улыбка была у Констанция и сейчас.
Предводитель шемитов возвышался на коне, окруженный скопищем своих
людей - коренастых, закованных в броню, с иссиня-черными бородами и
крючковатыми носами. Заходящее солнце играло на их остроконечных шлемах и
серебристой чешуе панцирей. Примерно в миле отсюда, среди буйно зеленеющих
лугов, виднелись башни и стены Каурана.
На обочине караванной дороги был вкопан массивный крест. К кресту был
прибит железными гвоздями человек.
Всю одежду его составляла набедренная повязка, а сложение было
воистину богатырским. Капли смертного пота выступили на лбу и могучем
торсе распятого, из пробитых ступней и ладоней лениво сочилась кровь, но
глаза под черной гривой волос горели диким голубым огнем.
Констанций глумливо поклонился и сказал:
- Весьма сожалею, капитан, что не смогу присутствовать при твоем
издыхании - у меня есть дела в городе. Оставлю тебя твоей собственной
судьбе. Не могу же я заставить ждать нашу прелестную королеву. Тобой
займутся вон те красавцы, - он указал на небо, где черные силуэты
неустанно выписывали широкие круги.
- Если бы не они, то такой крепкий дикарь мог бы прожить на кресте и
несколько дней. Так что пусть оставит тебя всякая надежда, хотя я даже не
поставлю охрану. Глашатаи объявили по городу, что всякий, кто попытается
снять твое живое или мертвое тело с креста, будет заживо сожжен со всей
родней. А слово мое в Кауране нынче надежнее всякой стражи. К тому же при
солдатах стервятники не слетятся...
Констанций подкрутил усы и, глядя Конану прямо в глаза ехидно
улыбнулся:
- Ну, капитан, желаю удачи! Я вспомню о тебе в ту минуту, когда
Тарамис окажется в моих объятиях.
Кровь снова брызнула из пробитых ладоней жертвы. Кулаки, огромные,
как ковриги хлеба, сомкнулись на шляпках гвоздей, заиграли мышцы на
могучих плечах и Конан, выгнувшись вперед, плюнул в лицо Констанцию. Тот
рассмеялся, вытер плевок и поворотил коня.
- И ты вспомни обо мне, когда грифы начнут тебя терзать, - бросил он
через плечо. - Стервятники в пустыне прожорливы. Случалось мне видеть, как
человек висел на кресте часами - с выбитыми глазами, с оголенным черепом и