"Роберт эрвин Говард. Конан-варвар из Киммерии (сб.) Пролог. Гиборийская эра" - читать интересную книгу автора

выражению немедийского летописца, "ножищами, обутыми в грубые сандалии,
попрал украшенные самоцветами престолы владык земных", появился на свет
прямо на поле битвы, и этим определилась его дальнейшая судьба. Дело
вполне возможное, ибо жены киммерийские владели оружием не хуже мужчин. Не
исключено, что мать Конана, беременная им, устремилась вместе со всеми в
бой, чтобы отразить нападение враждебных ванов. Так среди сражений,
которые с небольшими передышками вели все киммерийские кланы, протекло все
детство Конана. От отца, кузнеца и ювелира, он унаследовал богатырскую
стать и принимал участие в битвах с той поры, как смог держать в руке меч.
Пятнадцать лет было ему, когда объединенные племена киммерийцев
осадили, взяли и сожгли пограничный город Венариум, возведенный
захватчиками-аквилонцами на исконно киммерийских землях. Он был среди тех,
кто яростней всех сражался на стенах и меч его вволю напился вражеской
крови. Имя его с уважением произносили на советах старейшин. Во время
очередной войны с ванами он попал в плен, бежал в Замору, несколько лет
был профессиональным грабителем, побывал в землях Коринтии и Немедии,
дошел до самого Турана и вступил в наемную армию короля Юлдуза. Там он
овладел многочисленными воинскими искусствами, научился держаться в седле
и стрелять из лука. Побывал он и в таких диковинных странах, как Меру,
Вендия, Гиркания и Кхитай. Года через два он крепко повздорил с
командирами и дезертировал из туранской армии в родные края. И вот с
отрядом асов он пошел в Ванахейм, потревожить извечных врагов - ванов...


...И вот затих лязг мечей и топоров. Умолкли крики побоища. Тишина
опустилась на окровавленный снег. Белое холодное солнце, ослепительно
сверкавшее на поверхности ледников, вспыхивало теперь на погнутых доспехах
и поломанных клинках там, где лежали убитые. Мертвые руки крепко держали
оружие. Головы, увенчанные шлемами, в предсмертной агонии запрокинули к
небу рыжие или золотистые бороды, как бы взывая напоследок к Имиру
Ледяному Гиганту, богу народа воинов.
Над кровавыми сугробами и закованными в доспехи телами стояли друг
против друга двое. Только они и сохраняли жизнь в этом мертвом море. Над
головами из висело морозное небо, вокруг расстилалась бескрайняя равнина,
у ног лежали павшие соратники. Двое скользили между ними словно призраки,
покуда не очутились лицом к лицу.
Были они высоки ростом и сложены как тигры. Щиты были потеряны, а
латы помяты и посечены. На броне и клинках застывала кровь. Рогатые шлемы
украшены были следами ударов. Один из бойцов был безбород и черноволос,
борода и кудри другого на фоне залитого солнцем снега отсвечивали алым.
- Эй, приятель, - сказал рыжий. - Назови-ка свое имя, чтобы я мог
рассказать своим братьям в Ванахейме о том, кто из шайки Вульфера пал
последним от меча Хеймдала.
- Не в Ванахейме, - проворчал черноголовый воин, - а в Валгалле
расскажешь ты своим братьям, что встретил Конана из Киммерии!
Хеймдал зарычал и прыгнул, его меч описал смертоносную дугу. Когда
свистящая сталь ударила по шлему, высекая сотни голубых искр Конан
зашатался и перед глазами его поплыли красные круги. Но и в таком
состоянии он сумел изо всех сил нанести прямой удар. Клинок пробил
пластины панциря, ребра и сердце - рыжий боец пал мертвым к ногам Конана.