"Д.Мак-Грегор. Седьмая невеста ("Конан")" - читать интересную книгу автора

удалился.
Мрачно оглядел Кумбар несчастного евнуха, чьи жиры повисли так
укоризненно, чьи румяные щеки так побледнели. На миг старый солдат и впрямь
почувствовал укол совести, но только на миг. Безумие, мелькавшее в глубине
зрачков скопца, еще раз подтвердило его уверенность в том, что Алму удавил
именно этот тучный недоумок - разве решился бы на сей ужасный проступок
нормальный человек?
Передернув плечами, Кумбар отошел к дальней стене, предоставив варвару
лично вести допрос.
Теперь, когда не было необходимости притворяться и коверкать обычную
речь, Конан надеялся вызнать истину. Он тоже заметил безумие в зрачках
пленника, но, в отличие от сайгада, расценил его верно: в темнице, да еще
перед казнью, простому человеку трудно сохранить ясный ум, особенно - про
себя не удержался Конан - если такового ума от рождения не было. Вглядываясь
в безучастное лицо евнуха, варвар словно надеялся сразу увидеть в нем ответы
на все вопросы, ибо - и ему бы следовало это признать перед сайгадом -
беседовать снова с вонючим жирным верблюжьим горбом ему совсем не улыбалось.
С досадой сплюнув на каменный пол, киммериец прислонился спиной к стене, с
удовольствием ощутив ее прохладу после уличного жаркого полудня, и, стараясь
говорить отчетливо и просто, произнес:
- Ты помнишь Алму?
Низкий и гулкий, будто из бочки, голос варвара вывел евнуха из
оцепенения. Он взглянул пустыми глазами своими в синь, плескавшуюся меж
черных длинных ресниц, да так и зацепился за нее.
Бессмысленный неподвижный взгляд узника вновь поднял ту волну
раздражения, которую еле утихомирил варвар перед приходом сюда.
- Я спросил: ты помнишь Алму? - прогремел он, забыв о фарфоровой
хрупкости душевнобольных.
Но, как ни странно, лицо Бандурина несколько прояснилось. Он задвигал
губами, явно силясь сообразить, кто эти люди и чего они от него хотят,
перевел взгляд на сайгада, потом опять на варвара.
- Алму? - прошелестел он едва слышно. - Кто это? Ал-ма... Ал-ма...
Ал-ма... Помню, - неожиданно заключил евнух с согласным кивком.
Конан оживился.
- Ты видел на ее шее шелковый шнурок?
- Да, - качнулся евнух.
- Это ты его... гм-м... туда положил?
- Нет...
- А кто?
- Не зна-ю... не зна-ю... - Муть снова начинала заволакивать его глаза.
- В ее комнате кто-то был? - заторопился киммериец, опасаясь, что
скопец сейчас опять впадет в прострацию.
- Н-н-е-ет...
- А зачем ты взял шелковый шнурок?
- Я был виноват, - проскрипел вдруг Бандурин почти осмысленно, - Я
алкал... чужой плоти... А он не захотел... Не захотел...
- Кто он? Чего не захотел?
- Он... Красивый и отважный орленок... Моей плоти не захотел...
- Я не спрашивал тебя про орлов! Прах и пепел...Отвечай, зачем ты взял
шелковый шнурок?