"Трон и плаха леди Джейн" - читать интересную книгу автора (Уир Элисон)

Леди Джейн Грей

Брэдгейт-холл и Челси, январь 1548 года.

Рождество приходит и уходит, и мои сундуки почти готовы к отправке из Брэдгейта в Челси. Душа моя ликует. С тех пор как мне сообщили, что я переселяюсь к королеве, я все никак не могу поверить своему счастью, тому, что мое затворничество под родительской крышей скоро закончится, закончатся придирки, нападки, оплеухи, жестокость. Наконец-то я буду свободна.

Я каждый день горячо благодарю Господа за дарованную мне великую милость и позволение пожить у королевы, чье доброе сердце и мягкость побуждают меня любить ее как никого на свете. Также я молюсь высшим силам, чтобы ничто не воспрепятствовало моей поездке в Челси, который представляется мне самим раем, и чтобы Господь не счел меня недостойной столь многих благ, ибо со мною едут мои самые любимые и преданные мне миссис Эллен и дорогой доктор Айлмер.

Я не могу не задумываться о причинах, по которым меня отправляют к королеве в это время. Матушка говорит, что девочек моего положения обычно отсылают пожить в аристократических семействах, дабы они обучились хорошим манерам и завершили свое образование. И все же я странным образом подозреваю, что есть в этом и иная причина, какая-то выгода для моих родителей. Что ж, время покажет. Что бы там ни было, мне это будет во благо.

По счастью, скандал, сопровождавший брак королевы и адмирала, уже забылся, по крайней мере у нас в доме. Но адмирал, дабы развеять все сомнения на этот счет, написал моим родителям, что старая леди Сеймур переезжает к нему и станет вместе с королевой радеть о моем благополучии. А за компанию, добавил он, мне посчастливится находиться в обществе леди Елизаветы, моей августейшей кузины. Я так счастлива, что по ночам от волнения едва могу уснуть.


Когда наступает день отъезда, в мою комнату величественно вплывает матушка и требует от миссис Эллен и горничных удостовериться, что все необходимое было упаковано и ничего не забыто. Затем она оборачивается и придирчиво осматривает меня с ног до головы. Сегодня утром я попросила миссис Эллен одеть меня в простое платье черного бархата с белой парчовой оторочкой по рукавам. Мой наряд украшают несколько камней, на голове простой черный французский капор со шлейфом. Я недавно прочитала, что целомудренной протестантской деве подобает одеваться просто и скромно.

— И куда это ты собралась в таком виде? — набрасывается на меня матушка.

Я внутренне собираюсь с духом. Скоро мне не нужно будет бояться ее нападок.

— Я не вижу ничего дурного в моем наряде, миледи. Мне казалось, я одета весьма уместно.

— Ничего подобного! Твое платье похоже на траурное. Господи, да ты едешь к королеве! Из уважения к ней имей совесть, оденься прилично! Ты не такая уж ослепительная красавица, чтобы не заботиться о том, как ты выглядишь! Могла бы уже понимать!

— Совсем наоборот, миледи, я позаботилась о своем внешнем виде, — спокойно отвечаю я. — Уверена, что королева по достоинству оценит мое желание одеваться так, как подобает благочестивой протестантке. Я читала, что оборки и побрякушки — это не что иное, как папистские излишества.

Ну вот, я наконец-то произнесла их — слова, которые меня так и подмывало произнести с тех пор, как я их вычитала. Я знаю, что это оскорбление, поскольку матушка сама одета в платье кармазинного атласа с золотым шитьем и с оторочкой из разноцветного жемчуга. Кроме того, она обвешана драгоценными камнями.

Матушка залепляет мне пощечину. Я морщусь, но не издаю ни звука. Она багровеет и тяжело дышит.

— Ты попросишь за это прощения на коленях.

Я молчу.

— Ты оскорбила меня, ты, наглая девчонка! Сейчас же становись на колени и проси прощения, а затем переоденься в подходящую случаю одежду и впредь не перечь старшим в таких вещах!

— Миледи, я не буду извиняться, потому что не сделала ничего дурного.

Вторая пощечина.

— На колени! Иначе я напишу королеве, что мы передумали и ты никуда не едешь!

Этого пережить я не могу. Она загнала меня в угол, и ей это известно. Я с неохотой опускаюсь на колени и шепчу:

— Я молю вас о прощении, миледи.

— Довольно, — говорит она. — Так, миссис Эллен, платье зеленого дамаста с темно-рыжей юбкой и изумрудную подвеску.

Мы с миссис Эллен украдкой переглядываемся, но сказать тут нечего. И вот, пышно одетая и укутанная в меха от январской стужи, я спускаюсь в главный холл и снова становлюсь на колени, чтобы получить родительское благословение.

Затем я сажусь в коляску и отправляюсь со своим эскортом на юг, к свободе.


Королева Екатерина раскрывает мне навстречу объятья, когда я делаю реверанс.

— Никаких церемоний, Джейн. Добро пожаловать в Челси. Надеюсь, здесь ты будешь счастлива. — Она выпускает меня из своих теплых объятий, чтобы улыбающийся лорд-адмирал тоже мог со мной поздороваться.

— Боже, какая ты красотка, — смеется он, отступая назад, чтобы поглядеть на меня. — И как подросла!

— Немножко, милорд, — отвечаю я, понимая, что он говорит так только по доброте душевной. Я знаю, что я мала для своих десяти лет.

— Здоровый свежий воздух пойдет тебе на пользу, — говорит королева, когда мы идем с ней от пристани, где причалила моя лодка, по дорожке, что вьется меж ухоженных правильных садов в сторону веселого дворца из красного кирпича, чьи створчатые окна сияют в зимнем солнце. В главном зале, с его толстыми балками под крышей и гербовыми витражами на окнах, ждет моя кузина, леди Елизавета, которая целует меня в обе щеки и окидывает оценивающим взглядом.

В свои четырнадцать лет Елизавета гораздо выше меня, и все же между нами много сходства. У нас рыжие волосы, как у всех Тюдоров, и у обеих они разделены прямым пробором и убраны под французский капор. Мы обе очень худы, с бледной кожей в веснушках, острыми подбородками и темными настороженными глазами. У нас красивые руки и длинные тонкие пальцы. Я сразу замечаю, что Елизавета не упускает возможности, чтобы выставить их напоказ. Кузина, я боюсь, весьма тщеславна.

— Многие принцы просили моей руки, — хвастается она, когда мы с ней позже сидим у окна и ждем, пока нас пригласят к ужину. — Все думают, что однажды я сделаю превосходную партию.

— Ваше высочество наверняка пользуется большим успехом, — говорю я, хотя втайне уверена, что она преувеличивает.

— Ах, это все так досадно! — заявляет она. — Я не хочу выходить замуж и всю жизнь прислуживать мужчине. Я бы хотела быть сама себе госпожой. И мне не улыбается из года в год рожать детей. Это меня пугает.

Это что-то новенькое, если не сказать больше.

— Но наш долг выходить замуж и приносить наследников нашим мужьям, — говорю я.

— Долг! Екатерина Арагонская исполняла свой долг и рожала всех этих мертвых детей и под конец за все свои страдания получила развод. Джейн Сеймур умерла, исполняя свой долг. А Екатерина Говард… — Осекшись, она закусывает губу. Она, без сомнения, вспоминает и о своей матери. — Ладно. Когда придет время, я дам всем понять, что хочу жить и умереть девственницей.

Обернувшись, она пронзает меня взглядом.

— Вы ведь думаете, что это невозможно, кузина? Что ж, позвольте мне вам кое-что рассказать. В этом мире есть способы делать вид, что вы подчиняетесь планам других людей, пока вы на самом деле сидите тихо и тянете время. А затем время уже ушло, и вы вольны поступать так, как вам вздумается.

Я не понимаю смысла ее речей, но вяло киваю.

— Вот потому-то вы и здесь, ясно?

— Почему? Это вы о чем? — удивляюсь я.

— О том, что адмирал взялся устроить ваше замужество.

Ну конечно. Я подозревала, что меня отправили в Челси не только ради моего здоровья и счастья.

— Они вам так сами сказали?

— Ну, королева кое-что говорила, — уклончиво отвечает Елизавета. — Подробностей я, разумеется, не знаю. Но адмирал говорит, что вы лучший приз для любого мужчины. Как скаковая кобыла! — хихикает она.

— У меня было предчувствие, — бормочу я. — Разве это справедливо, что никто не спросил моего мнения?

— Ну это как всегда, — говорит Елизавета. — Мы ведь женщины. Мужчины думают, что наше мнение не в счет. Но мы не так слабы и безмозглы, какими они нас представляют. Помните об этом, Джейн. Мы также наделены силой, решительностью и умом — всеми теми качествами, что достойны восхищения. Если вам не нравится муж, которого для вас выбрали, идите на хитрость. Всегда найдется способ избежать нежеланного замужества.

Я представить себе не могу, как я могла бы такое проделать.

— И почему мы вообще обязаны выходить замуж? — продолжает Елизавета. — В одинокой жизни так много удовольствий. Книги, музыка, общество друзей и даже легкий флирт с мужчинами!

Я пораженно слушаю.

Взглянув мне в лицо, она хохочет:

— Да, Джейн! Все это можно себе позволить, если действовать с умом. Можно делать все это и ничего больше, если захотеть. Нет нужды отказывать себе в удовольствиях лишь потому, что ты не замужем.

— Миледи, откуда у вас такие идеи? — изумляюсь я.

— Я сама до этого додумалась, — небрежно отвечает она. — Идемте, пора ужинать.

Я следую за ней в столовую. Скучать мне в Челси не придется, это уж точно.


Леди Елизавета внушает мне благоговейный трепет. Она делится со мной своими смелыми и поразительными признаниями и сквернословит, как мужчина, когда никого из взрослых нет поблизости. Нет никаких сомнений в том, чья она дочь. И держится она уже по-королевски. Она чрезвычайно смышленая и остроумная, и вскоре я понимаю, что мы скорее соперницы, чем подруги. И все же я всегда оказываю Елизавете почтение, положенное ей по рангу, и, признаться, я нахожу, что ее общество меня развивает. Мы подолгу с удовольствием спорим о положениях веры или философии или соревнуемся в переводе. Еще мы соболезнуем друг другу по поводу занятий рукоделием, на которых настаивает королева. Мы одинаково ненавидим шитье.

Однако я больше дорожу обществом королевы Екатерины. Она иногда сидит у меня на уроках и затем обсуждает их со мной. Она добрая наставница. Она уверена, что уроки должны перемежаться с другими, менее серьезными занятиями. Дважды в течение этой весны она приходит в классную комнату и настаивает, чтобы доктор Айлмер отложил книги, потому что погода как раз для пикника в саду. Он не может возразить, потому что он тоже приглашен. Столы расставляют под деревьями с видом на реку, и мы, леди, вместе с нашими прислужниками смеемся и дурачимся за лакомствами. Для меня все это в новинку и очень меня воодушевляет.

Не то чтобы я не любила делать уроки. Для меня учение — это развивающее ум и воображение приключение, непреодолимый соблазн.

— Какое удовольствие вас учить, Джейн, — говорит мне доктор Айлмер.

Он, к моему смущению, не устает расхваливать меня доктору Эшему, наставнику леди Элизабет, у которого такой же подход к образованию. Между двумя наставниками идет острое, но все же дружеское соперничество, ибо каждый хочет, чтобы его ученица была первой.

— Вы воистину одарены, Джейн, — говорит Айлмер.

Я краснею, слыша это.

— Я впаду в грех гордыни, сэр!

Как я здесь счастлива! Я бы ни за что не хотела вернуться домой.