"Роланд Грин. Путь воина ("Конан")" - читать интересную книгу автора

если и выдержит, все равно дает зверю слишком много свободы для прыжка к
горлу хозяина.
Акимосу требовалось посмотреть то, что приготовил Скирон здесь, в
горах, и тут и делу конец. Он мог лишь молиться Митре, чтобы путешествие
оказалось стоящим потраченного времени и чтобы ни боги, ни люди не ввергли в
хаос его дела в Мессантии, пока он отсутствует.
К этому времени ехавшие впереди Воители спешивались и вели коней в
поводу. Сержант Воителей обнажил меч и нащупывал им перед собой дорогу,
словно слепой нищий своей палкой.
Акимос подумывал спешиться. Сидя верхом на коне, он чувствовал себя
незащищенной мишенью, при всем том, что под шелковой курткой для верховой
езды он носил кольчугу. Он также знал, что никак не мог наделяться
развернуть коня и ускакать, оторвавшись от любой засады. Во всяком случае,
не на дороге, которая теперь казалась такой же узкой, как любой глухой
закоулок в Аграпуре, и такой же густо насыщенной отвратительной вонью.
Предупреждением Акимосу послужил только слабый шорох чего-то ползущего.
Он выхватил меч, готовый рубануть по змее, когда дорогу перегородила упавшая
сверху утяжеленная гирями сеть. Одна из гирь ударила сержанта по башке.
Череп разлетелся, словно сброшенная с крыши дыня.
Когда меч сержанта с лязгом упал на дорогу, Акимос открыл рот,
собираясь выкрикнуть приказ. Его язык, казалось, стал таким же негнущимся,
как мертвая ветка, а в рот словно насыпали пригоршню песка. Слова подступили
к горлу, но отказывались слететь с его уст.
Миг спустя Акимос понял, что его вот-вот вырвет. Ему предстояло не
только закончить жизнь здесь, на этой дороге, погибнув от рук бандитов. Ему
предстояло закончить ее на глазах у всех людей, знавших, что он трус.
Эта мысль была еще чернее, чем дорога. Она настолько поглотила рассудок
Акимоса, что он не увидел, как с увешанных мхом деревьев по обеим сторонам
дороги спрыгнули темные фигуры.
Он также не увидел, ни как господин Скирон высек искры, ни как искры
эти упали на трут, лежавший наготове в медной чаше. Трут занялся, пылая
зловещим багряным светом, похожим на змеиный глаз.
Скирон поднял посох, и чаша поднялась вместе с ним на конце серебряной
цепи. Из чаши заклубился дым, и свободная рука Скирона заплясала в его
клубах. Дым заплясал в ритме с рукой колдуна. Какой-то миг тем, кто наблюдал
за этим с затуманенным взором и умом, показалось, что дым образовал руны.
Руны величиной выше человека, тянущиеся через дорогу и исчезающие в лесу по
обеим сторонам.
В глазах у Акимоса прояснилось как раз вовремя, чтобы увидеть, как
багряный свет хлынул из чаши, словно жидкость. Он заструился по дороге,
поглощая ноги людей и лошадей. Одна лошадь пронзительно заржала, другая
встала на дыбы, а ее всадник отчаянно вцепился в луку седла.
Губы его шевелились, когда он неистово молился, чтоб не угодить в этот
демонический свет.
Свет потек дальше, добираясь до бандитов. Те, кажется, тоже молились
или бранились, но до ушей Акимоса не долетело ни звука. Затем он сообразил,
что рот у той лошади по-прежнему открыт, но ее пронзительное ржание тоже
сделалось немым.
Акимос не мог сделать жеста для отвращения зла, не отняв одной руки от
поводьев. Вместо этого он молился, словно с помощью чистого потока обетов он