"Роберт Джордан. Конан и огненный зверь (Конан)" - читать интересную книгу автора

внимания на толпы оборванных беспризорных ребятишек, путающихся под
ногами. Некоторые торговцы выставляли свой товар на изысканных столиках
под тенью. У других не было ничего, кроме одеяла, расстеленного под жарким
солнцем. Коробейники, продающие сливы и ленты, апельсины и заколки, звонко
выкрикивали название своего товара, продираясь сквозь толпу. Радужные
ткани, резная слоновая кость из Вендии, медные котлы от собственных
шадизарских мастеров, переливающиеся жемчуга с Моря Запада и поддельные
украшения, в неподдельности которых клялись торговцы, - все переходило из
рук в руки за одно мгновение. Часть товаров была ворованными вещами, часть
- контрабандой. Мало за что была уплачена даже царская пошлина.
Утром после первой попытки завладеть кубком Самарида - одна мысль об этом
заставляла его морщиться - Конан обходил базарную площадь по периметру,
высматривая кого-то среди нищих. Попрошаек не допускали на саму площадь,
но они выстраивались по ее краям, умоляя прохожих подать им монетку. Между
оборванцами было определенное расстояние, ибо, в отличие от других районов
Шадизара, здесь нищие скооперировались до такой степени, что точно
установили этот промежуток. Попрошаек слишком много, и если стоять слишком
близко, то это снизит доход каждого.
Купив на медяки во фруктовой лавке два апельсина, огромный киммериец сел
на корточки рядом с попрошайкой в грязных отрепьях, у которого одна нога
была гротескно вывернута в колене. Испачканная тряпка закрывала глаза, а
перед ним на мостовой стояла деревянная плошка с единственным медяком на
дне.
- Подайте бедному слепому, - громко ныл нищий. - Подайте монетку слепому,
милые люди. Подайте бедному слепому.
Конан бросил в плошку один апельсин и начал чистить другой.
- Не думаешь снова стать вором, Пеор? - спросил он тихо.
"Слепой" слегка повернул голову, чтобы убедиться, что никого нет рядом, и
сказал:
- Никогда, киммериец. - Его веселый голос звучал настолько тихо, что
достигал лишь ушей киммерийца и ничьих больше. Апельсин исчез под
заплатанной рубахой. - Не стану. Нет, я плачу десятую часть городской
охране и сплю по ночам спокойно, зная, что моя голова не будет выставлена
у Западных ворот. Тебе стоит подумать и перейти в нищие. Это надежное
занятие. Не то что воровство. Проклятое Митрой горное дерьмо!
Конан замер, не донеся до рта дольку апельсина.
- Что?
Едва заметным движением головы Пеор указал на группу из шести
кезанкийских горцев в тюрбанах и с бородами; их черные глаза были широко
раскрыты от удивления перед большим городом. Они прошли по базару будто в
тумане, щупая вещи, но ничего не покупая. По хмурым взглядам, провожающим
их, было видно, что торговцы рады, что те убрались, независимо от того,
сделали они покупки или нет.
- Это уже третья группа грязных шакалов, какую я видел сегодня, а до
того, как полностью поднимется солнце, песочные часы должны перевернуться
еще два раза. Им следует поспешить убраться под камни, из-под которых они
выползли, если учесть то, о чем мы узнали сегодня утром.
У нищего практически не было возможности между восходом и заходом
произносить что-нибудь, кроме жалобного крика и время от времени
подобострастных благодарностей. Так что пусть выговорится, подумал Конан и