ГЛАВА СЕДЬМАЯ ЗАКОНЫ И ПОНЯТИЯ

Даже религиозники признают, что законы даны Богом для людей, что же касается законов в рамках которых находится сам Бог, то они подаются как принципиально «непостижимые». Рассуждают примерно так: «если Бог создал всё, то мы не в состоянии корректировать созданное по своему усмотрению, тем более исправлять то, что нам кажется неправильным или несправедливым. Делая что-либо, мы причиняем только вред. Мы не можем ничего менять, так как мы не умнее Бога. Мы можем только ждать, причем без всяких гарантий».

На самом деле здесь ситуация еще проще чем с людьми, ведь Бог один, он — не статистическая система. Необходимо лишь правильно обозначить понятие «закон».

Под словом «закон» мы понимаем то, что всегда выполняется, вне зависимости от нашей воли. Например, законы сохранения. Попробуйте их нарушить и у вас ничего не выйдет. Юридическая трактовка этого понятия выглядит под таким углом зрения совершенно бессмысленной. Еще более бессмысленным выглядит и разделение этого понятия на «законы природы» и т. н. «гражданские», «уголовные» и прочие «человеческие» законы. Такое разделение — лазейка для темных сил и они ей активно пользуются. То что юристы называют законом, по сути, есть система неких договорных отношений обеспечивающей ту или иную степень стабильности общества и могущих быть истолкованными как угодно. Он — договор, а не догма. Например, по уголовному кодексу убивать запрещено. Убийство влечет за собой полновесный срок в тюрьме или концлагере, а то и вообще смертную казнь. Но вот на войне убивать можно и нужно. За это дают ордена и медали. Т. е. ясно, что в принципе убивать не запрещено, в общем случае, убийство не попадает под категорию запретных действий, главное — чтобы оно соответствовало начальному краевому условию: убийство должно совершаться в адекватной обстановке, по отношению к строго оговоренному контингенту, т. е. противнику на войне или тем, кого государство приговорило к ликвидации. Убивать можно, но с разрешения системы. Те же самые рассуждения можно привести и для других условно противоправных действий. Нельзя бить человека по лицу (и вообще бить), но боксеры, занимаясь этим на профессиональном уровне, зарабатывают хорошие деньги, ходят в кумирах у миллионов, никак не нарушая закон. Боксер может убить противника на ринге и ему ничего не будет, точнее, его тут же объявят победителем боя с выплатой причитающейся денежной суммы. С другой стороны, если тот же боксер ударит кого-то вне ринга, он вполне может загреметь в мясорубку карательных органов. Т. е. запрещенное действие и здесь носит относительный характер. Есть, правда, вещи, которые вроде бы запрещены всегда, в основном в военной сфере, например мародерство или дезертирство, но запрет продиктован отнюдь не какими-то моральными аспектами (на войне!), но сугубо стремлением выдержать моральный дух армии. Сколько великолепных армий разлагалось в кратчайшие сроки, когда солдаты превращались в банды мародеров! С дезертирством, думаю, и так все ясно. Хотя и дезертиры тоже оказываются полезными. Их можно расстрелять перед строем для наглядной демонстрации нежелательности подобных действий.

Обратим внимание, что границы и условия действия «юридических» законов устанавливает государство, точнее — небольшая группа топ-юристов, отлично отдающих себе отчет в своих действиях, а посему умышленно оставляющих в «законах» великое множество мест допускающих произвольное толкование, этим законодательство похоже на «священные книги», которые читают все, но каждый понимает по-своему. Государство может менять «законы» как угодно, когда угодно и по своему усмотрению. Когда большевики сказали «грабь награбленное» они были правы (иными словами — были «в законе») в том плане, что они уже сами стали государством. Они имели право так говорить. Грабежи экспроприаторов с этого момента перестали на некоторое время быть противозаконными. Здесь все понятно: государство — это сила. Не абсолютная, но большая. Достаточная, чтобы влиять на человеческие законы. Государство, как система, почти всегда сильнее любого отдельно взятого индивида его составляющего, если индивид оказывается сильнее государства, оно прекращает свое существование. Вы думаете что Соединенные Штаты нагло попирают все формальные нормы международного права потому что они очень плохое государство управляемое беспринципными циничными васпами и евреями-махинаторами? Нет, они это делают потому, что очень сильны. Были бы на их месте Папуа-Новая Гвинея или Гондурас с Верхней Вольтой, действия были бы аналогичны. Сила вообще — это возможность управлять энтропией, пусть и на самом элементарном уровне. Сила сверхдержавы — ее способность управлять энтропией в глобальном (пока в глобальном) масштабе.

Скажем больше: сейчас сила — это возможность не соблюдать формальный закон, который, как мы видим, зависит от начальных условий применения. Чем больше ваша сила, тем меньше вы можете оглядываться на закон. Но условиями тоже можно управлять. Условия можно формировать. Вот они и управляют. И формируют. Захотят повысить энтропию в той или иной стране, повысят. Как? Ну, хотя бы организуют революцию. Такую себе, бескровную, дабы не будить ненужных инстинктов. В 1999–2005 гг. такие революции прошли сериями. Одну мне довелось наблюдать лично, исходные компоненты все те же: экзальтированные бессознательные толпы, обещание райских кущей «с завтрашнего утра», демонизация противника, оглушительный пафос, ненависть как главный двигатель, полное подавление индивидуального «Я», сакрализация вождей и самого действа, самовозбуждающие полуречёвки-полузаклинания и песни-молитвы.[123] В общем, всё, что уже сто раз было описано еще со времен противостояния итальянских средневековых городов. Правда, был один забавный момент. Я теперь совершенно точно уверен: по духу мы все язычники! Да! Две тысячи лет христианства ничего не дали, точнее, они оставили свой впечатляющий след, даже не след, а некую маску, но при определенных условиях эта маска настолько быстро слетает, что в тысячный раз задаешься вопросом: «а стоило ли бисер метать?» Теперь мне полностью понятны мотивации толпы в 1917 году, в один момент без сожаления стряхнувшей «прах старого мира».

И наоборот, если те кто может управлять энтропией, захотят, то в стране будет гробовое спокойствие, таких примеров тоже много: персидские нефтяные тирании; Туркменистан с его местным божеством Туркменбаши, украсившим страну вращающимися памятниками своей персоне из золота и переименовавшему календарные месяцы в честь своих родственников; ряд африканских и латиноамериканских государств с нужными американским монополиям полезными ископаемыми. И действительно, для плановой добычи и оттока сырья нужна стабильность, поэтому правило «в сырьевых странах понижаем энтропию, а во всех остальных регулируем», по-видимому, будет и дальше выдерживаться.[124]

Во вселенском масштабе, Бог, как олицетворение абсолютной силы по отношению (как минимум) к людям, работает на понижение энтропии, отсюда и все законы якобы им ниспосланные: не убивать, не воровать, не спать с чужими женами, поклонятся только ему одному, совершать определенные ритуалы, причем строго в заданные сроки. Т. е. всё, что ведет к понижению энтропии. Относительно долгий срок существования основных религий, дает клерикалам возможность приписывать «законы» абстрактному источнику не слишком заботясь об их обосновании, дескать «истина дана нам в откровении, она не возникла в умах людей. Истина абсолютна и постоянна; она никогда не изменяется, потому что исходит от Бога и восходит к его постулату о том, что Истина берет начало в нем самом».[125]

Идеал любой из современных господствующих религий (не только авраамических, но, например, индуизма или буддизма) достижения состояния, при котором энтропия человеческого общества будет равна нулю, а как это состояние будет назваться — рай, нирвана, шамбала, коммунизм или новый мировой порядок — не имеет никакого значения.

В 1871 году Максвелл, анализируя второй закон термодинамики, предложил модель названную позже «парадоксом Максвелла» и якобы его нарушающий. Представьте себе теплоизолированный резервуар заполненный газом. Молекулы газа, как известно, будут двигаться с разными скоростями, а усредненная скорость движения всех молекул даст его температуру, которая и есть мера движения молекул. Теперь разделим резервуар на две части перегородкой с отверстием, а у отверстия поставим некое устройство которое будет пропускать из резервуара А в резервуар Б только те молекулы что имеют скорость больше усредненной. В реальности такое устройство создать, понятное дело, невозможно, но мы ведем речь всего лишь о модели.

Что же мы получим? А то, что температура резервуара Б будет повышаться (в него будет попадать все больше и больше быстрых молекул), а резервуара А — понижаться. Т. е. более теплая часть будет нагреваться от более холодной, а энтропия, соответственно, понижаться. Грубейшее нарушение второго закона термодинамики. Сам Максвелл не мог объяснить этот парадокс, хотя конечно знал, что такое энтропия (напомним, понятие было введено в 1864 году). Объяснить его не могли еще лет пятьдесят, хотя было понятно: даже в таком абстрактом случае закон должен как-то выдерживаться. Только в 20-годы нашего века было дано полное его истолкование. Сначала Лео Сциллард обосновал необходимость получения информации о молекулах и установил связь между термодинамическими характеристиками и информацией вообще.[126] В дальнейшем, парадокс независимо друг от друга решили в разных формах многие ученые, но суть всех решений в следующем: устройство поставленное нами для пропуска быстрых молекул должно иметь информацию обо всех микросостояниях системы, в пределе — обо всех молекулах! А ее нельзя получить бесплатно.[127] За знание (информацию) нужно платить энергией. Никакая информация не бывает бесплатной. И энтропия в действительности будет не понижаться, а повышаться, минимум на величину равную ее понижению за счет полученной нашим устройством информации о текущем состоянии системы.[128]

А знаете как Максвелл назвал устройство? Он назвал его «Демоном»! Демоном, работающим на рост энтропии и на «нарушение закона». Ни больше, ни меньше! Неизвестно о склонности Максвелла к разного рода «темным» учениям, но он однозначно приписал устройству пропускающему только те частицы что работают на увеличение энтропии демоническое действие. Максвелл был гением. Его научное наследие огромно, а система четырех уравнений связывающая электрическое и магнитное поле — верх физико-математической эстетики. В физике электричества и магнетизма он сделал больше чем Ньютон в механике, ибо созданная несколько позже релятивистская теория,[129] никак не нарушила и тем более не отменила его выводов. А может он изначально приписывал способность нарушить закон именно темным силам?

Итак, Максвелл, а позже Сциллард, Шеннон и еще ряд ученых показали, что для полного «управления энтропией» необходимо знать всё о микросостояниях статистической системы. Таким образом, если мы посмотрим на Бога с позиции «верующих» считающих что он контролирует буквально каждый шаг отдельного индивида, управляет им, его движениями, определяет его исходное качество (сила, красота, интеллект, степень расовой полноценности) и наделяет его теми или иными мыслями, то мы должны вообразить себе некую суперсистему, отслеживающую в реальном времени все нюансы мышления и поведения шести миллиардов индивидов (т. е. этих самых микросостояний)6. Ну, в принципе, отрицать существование такой системы не имеет смысла, она не противоречит никаким законам и просто представлениям, хотя её производительность за единицу времени и должна быть огромна. Ее можно приблизительно прикинуть. Для этого нужно вспомнить что среднестатистический индивид средней жирности состоит примерно из 1013 клеток — элементарных структурных единиц. Для упрощения задачи нам придется предположить, что каждая клетка уникальна и не может быть отторгнута или переставлена на другое место, что на самом деле справедливо не для всех клеток. В этом вопросе с нами согласятся религиозники, так не любящие вмешиваться в «промысел божий». Исходя из этих допущений мы можем рассчитать, что для полного управления человеком как упорядоченной структурой, необходимо в общем случае иметь информацию обо всех его клетках! Количество бит описывающих систему на таком уровне контроля легко рассчитать по формуле:

Цифра выглядит фантастической, особенно если вспомнить что у компьютера «Пентиум» всего лишь 64 разряда, т. е. одновременно можно переслать 64 бита информации. А здесь четыре по сто тысяч миллиардов разрядов. Вот что такое тотальный контроль за всеми структурными единицами только одного человека.

Конечно, для того чтоб им полностью управлять, нет смысла контролировать все клетки, хотя это может быть полезно в случае наведения на него болезней7. Но если мы возьмем только головной мозг, а количество клеток в нем — десятки миллиардов, то наша суммарная величина хоть и понизится на несколько порядков, все же не перестанет выглядеть недосягаемой фантастикой. А ведь нужно контролировать не только людей, но и связи между ними! Но разве не казались еще сорок лет назад фантастикой наносекундные компьютеры с производительностью миллиарды операций в секунду? Разве Билл Гейц не говорил, что персональному компьютеру для решения любой задачи хватит 256 килобайт оперативной памяти? Но сейчас примитивные мобильные телефоны имеют в десятки раз больше. Сорок лет, время жизни примерно двух поколений. Даже нам, современным людям, возможности развития информационных систем кажутся необозримыми, пусть кое-где и придется перейти с интенсивного на экстенсивный путь. Бог, как мы говорили, имеет абсолютную, но не бесконечную силу, поэтому нельзя однозначно утверждать, способна ли эта сила контролировать в реальном времени все мысли и действия всех людей. Одно дело, когда людей были сотни или тысячи, другое — когда их 6 миллиардов и предела роста пока не видно, когда количество высокоэнтропийного контингента растет вместе с деградацией белых.

Всё решится проще, если мы предположим что люди вообще вне постоянного контроля Бога. Такой вариант энергетически безусловно предпочтительнее, но что для этого нужно? Самая малость — вписать их в закон. Тот закон, который невозможно нарушить. А затем только менять начальные условия. Такое предположение выглядит более реальным, ибо никто не станет отрицать, что люди регулярно и массово (!) нарушают чуть ли не все законы приписываемые своим появлением тому или иному богу. Ну кто хоть раз в жизни не воровал? А каким романтическим ореолом окружены разные ловеласы и молодые половозрелые жеребцы, ломающие кровати и выпрыгивающие из окон любовниц, чтобы не быть застуканными неожиданно вернувшимся из командировки мужем — рогоносцем и импотентом. Т. е. реальный закон Бога (если он есть) имеет опять-таки статистический характер, он выполняется в общем, для всей системы, но может не выполниться для отдельного индивида. «Недовыполнение» закона дополнит сатана. Здесь религии концептуально правы — нарушая законы Бога («добра»), индивид тут же попадает в лапы сатаны (сил «зла»). Другое дело, что ни одна из религий не имеет научной основы и не способна внедрять в умы «верующих» реальный закон. Хотя даже в этом случае отрицать возможность прямого доступа к управлению конкретным индивидом со стороны Бога не следует.

Все эти рассуждения и кажущаяся неосуществимость задачи ни в коем случае не должны отменять поставленной цели — улучшения качества белой расы путем управления энтропией. Да, «демон» не мог обойти второй закон термодинамики, но он действовал в замкнутой системе, не получая энергии извне и вообще не совершая энергетически-информационного обмена. Но человек — система открытая. И человечество — тоже, поэтому нам, как говорится, все карты в руки, самое главное подобрать метод и обозначить векторы приложения свободной энергии нашей арийской интеллектуальной системы. Кстати, КПД «демона» можно резко повысить, оптимизировав задачу. Как именно — будет рассмотрено отдельно.[130]

Сейчас же, рассмотрим вопрос государства, как совокупности микросостояний, где степень свободы регулируется как номинальным законодательством, так и реально существующими правилами игры или, как их называют, «понятиями». Самыми «демократическими» и «либеральными» странами считаются те, где писаный закон менее всего отличается от «понятий», хотя элита во всех без исключения странах живет именно по понятиям. Здесь мы наталкиваемся на принципиальное различие с преступными миром, где как раз законы созданы для «элиты», а понятия — для «основной массы». Тоже парадокс? Нет.

Относительно государства преступный мир сам находится вне закона, а потому для того чтобы противодействовать организованному государству внутренняя энтропия его элиты должна быть ниже средней энтропии государства, иными словами, их власть над низшими слоями в иерархии должна быть выше чем власть государства. Воровского суда и воровского приговора должны бояться больше чем суда и приговора государственного, только тогда будет соблюдаться внутренний порядок. Такой же расклад характерен и для этнических сообществ создающих государство в государстве, «систему в системе». Это вообще типовой стиль поведения меньшинства тем или иными критерием не соответствующего или не желающего соответствовать большинству. Вот почему национальные сообщества или группировки секс-меньшинств[131] по своей структуре всегда сходны с криминальным сообществом, пусть даже мы и допустим, что они формально криминалом и не занимаются. Фактически — они всегда криминал. Ведь просто сам факт наличия внутренней инородной структуры внутри государства может оказаться вещью куда более опасной нежели то, чем эта структура занимается.

С номинально правящей элитой дело обстоит по-другому. Обеспечив себе финансовое господство и находясь по уровню благосостояния значительно выше подавляющего большинства остальных членов социума, элита не видит смысла в соблюдении закона созданного-то как раз для «массы», т. е. для большинства. И если в преступном мире закон однозначен, а о понятиях можно толковать, то в государстве наоборот, понятия однозначны, а закон можно истолковать произвольно и с каким угодно результатом. Это главное отличие государства от банды. Народ постоянно сокрушается: «один украл магнитофон с автомобиля и получил три года, другой ввез 50 килограмм марихуаны и получил три с половиной, а третий убил троих и получил 5 лет!» Особое «удивление» вызывает реакция масс на сообщение о каком-нибудь государственном деятеле занимавшем всю жизнь ответственные посты и воровавшем миллиарды, которому судьи, учитывая «слабое состояние здоровья», выносят приговор: «два года условно», после чего «деятель» переезжает в экзотический уголок земного шара, где коротает остаток жизни в худшем варианте — с семьей, в лучшем — со «страстно влюбленной» 18-летней топ-моделью, которая чуть ли не с момента рождения мечтала устроить праздник плоти с «таким замечательным человеком». Вместе с его деньгами, разумеется. Но сокрушаться не стоит. Это — закон, а закон, как известно, суров. Но только когда речь идет не об элите. Причем такой расклад инвариантен по отношению к государству. С этим вполне согласуется известный факт, что чем более масштабно преступление, тем меньше шансов получить за него срок, ибо обычный человек просто не сможет такового совершить, он не имеет доступа к соответствующему количеству ресурсов. Конечно, бывают скандалы на верхах, когда отдельно взятый индивид из элиты может быть обвинен в чем-либо, чаще всего в финансовых преступлениях или масштабных хищениях. За это его могут убить. Без всякого суда, разумеется. У масс здесь может создаться иллюзия, что все равны перед законом, но здесь закон не причем, здесь имело место нарушение понятий.[132] Но впоследствии всегда выясняется, что были украдены деньги которые воровать было нельзя или были нарушены интересы индивидов равных по статусу. Т. е. мы опять имеем дело с внутриэлитарными разборками. Они могут иметь фатальные последствия для нарушителя, но они однозначно не будут иметь никаких последствий, если деньги украдены просто у «толпы», у «народа», у «слабаков».

В государстве структурой призванной обеспечивать общественный правопорядок являются милицейские или полицейские органы, либо структуры, могущие на то или иное время брать на себя их функции. Слово «правопорядок» как-то непроизвольно внушает некий изначальный пиетет, хотя оно чисто условно и относительно и само по себе не несет ничего положительного или отрицательного. Порядок — это всего лишь состояние минимальной общественной энтропии которую власти могут поддерживать в данный момент времени исходя из принципов лежащих в устройстве данного государства. И всё. Этот порядок может устраивать интеллектуально-биологическую элиту, а может и не устраивать. Он может ее формировать и возвышать, а может и убивать. Его может ненавидеть одна часть и обожать другая, порядок наличествующий в одном государстве, может выглядеть хаосом при взгляде из соседнего и т. д. Помните «демона Максвелла»? Он пропускал частицы с уровнем энергии выше среднеквадратичной, в результате «нарушался» второй закон термодинамики, в нашем же случае, «демон» (государство) и полицейские структуры (т. е. то, через что государство регулирует энтропию) может повышать или понижать статус практически любой группы. Все определяется только силой этой группы, а сила здесь определяется организацией. Главное эту группу правильно обозначить. В настоящий момент основной опасностью для всех белых стран является недопущение в структуры управления государством пассионарного элемента. В экономику — пожалуйста, на высшие посты — ни в коем случае. Как государство фильтрует пассионариев от проникновения в политику? Во-первых, через выборы. Выборы требуют денег, а деньги есть только у буржуев.[133] Им не нужны самостоятельные люди, а пассионарий, даже находящийся под чьим-либо влиянием, всегда имеет большую вероятность начать свою игру. Им нужны послушные люди. Исполнители. Секретари-референты. Лакеи. Рабы. Роботы. Современные выборы — это выборы секретарей-референтов из набора предлагаемого буржуями. Поэтому кандидаты в президенты или хотя бы в депутаты (конгрессмены, сенаторы и т. д.) могут выглядеть и выглядят умными и интересными, но… только до выборов. Победив, они становятся похожими как мопсы. Или как дауны. Одинаковый набор слов, одинаковые речевые обороты, одинаковые гримасы, одинаковая модель поведения. Сейчас даже обычные по стандартам начала-середины ХХ века первые лица вроде де Голля или Кеннеди выглядят эпохальными фигурами. Кто-то заметит, что и Сталин начинал как секретарь у Ленина. Начинал. Но Сталин — исключение, лишь подтверждающее правило.[134] Сталин до того как стать секретарем, казначейства грабил, он — не в счёт. Да и Сталина никто не избирал, на него сделали ставку, и он эту ставку отработал. За это ему позволяли до некоторого времени убирать политических противников, пока не убрали его самого.

На недопущение фигур способных совершать самостоятельные поступки нацелены избирательные системы и массы такой расклад тоже устраивает, пусть они и ненавидят власть предержащих. Массам не нужны пассионарии, массы хотят равновесия и покоя. Пассионарии их пугают. Побыстрей заработать денег и быстрее их потратить. Абсолютная стабильность — вот идеал основной статистической совокупности масс, в этом и оборотная сторона мнимой религиозности масс. Фрейд говорил об «общечеловеческом неврозе навязчивости», что в переводе на нормальный язык обозначает просто страх от незнания и полнейшего непонимания картины мира, причем на элементарном уровне. В этом не было бы ничего плохого, если бы само качество этих масс не понижалось год от года. Ведь «равновесие» может характеризоваться разным уровнем энтропии, но равновесие к которому стремится современная арийская масса — это равновесие при минимально возможном уровне свободной энергии. А минимальный уровень свободной энергии и минимально возможный уровень экономической и политической свободы — это одно и то же. Та самая «тепловая смерть», обозначающая, в нашем случае, полное вырождение и последующее уничтожение национально-расовыми группами имеющими высокий уровень свободной энергии. Минимум свободной энергии в обществе обратно пропорционален проценту молодых, поэтому в белых странах он куда ниже чем в цветных. Вот почему белые и проигрывают цветным практически по всем направлениям. Только интеллектуальная сфера все еще контролируется ими в значительно большей степени, нежели всеми остальными вместе взятыми, но интеллект — это не только высшая, но и последняя (на сегодняшний день) стадия развития человека. Будет ли что-то за ней — пока не ясно и здесь все зависит от самих интеллектуалов. Смогут ли они разорвать порочный круг поколений, или после них придут те, кто по меткому выражению Эйнштейна, начнут Четвертую Мировую Войну камнями и палками?

Впрочем, не следует отождествлять полицейские структуры (под полицейскими имеется в виду не только криминальная полиция, но и служба безопасности и вообще любые службы контроля) с максвелловским демоном. «Демон» — это система знающая «всё про всех», а полиция в модели Максвелла, лишь сила открывающая дверцу по его команде, т. е. когда на подходе оказывается «нужная» молекула. В нормально организованном государстве совокупный интеллект полицейских структур всегда должен быть ниже, чем суммарный интеллект правящей структуры, в противном случае полиция попытается подмять под себя этот слой, что полностью обесценит интеллектуальный статус государства. В общем, такая система всегда выдерживалась, интеллектуальный статус правящего слоя был выше, доказательством тому большое количество анекдотов про первобытную тупость ментов, значительно превышающую даже тупость военных. Массу в этом плане не обманешь! Масса никогда и ни в одной стране не выбирала себе полицейских во власть. Никогда. Военных — выбирала. Маргинальные группы — выбирала. Уголовный элемент — выбирала. Ментов — никогда! Понять этот «непонятный» расклад можно будет проанализировав следующие предпосылки.

Известно, что значительный процент бессознательных масс обожает книги и фильмы «про ментов» или «про полицейских». Сюда не следует относить фильмы про сыщиков-интеллектуалов, типа Мегрэ или Шерлока Холмса, здесь симпатия вызывается совсем другими мотивами, тем более что назвать этих людей «полицейскими» язык как-то не поворачивается. Они, скорее, криминологи и криминалисты, они — мозг, аналитический аппарат карательных структур, а массы все-таки тяготеют не к интеллектуальному чтиву, а к внешним эффектам, посему обожают в первую очередь «оперов» — основных тягловых лошадей полицейских структур. Но если внимательно посмотреть какими именно операми они восхищаются, то сразу увидишь в манере их действия явные преступные замашки, скажу больше: степень обожания прямо пропорциональна проценту этих замашек. И в советских, и во французских, и в американских фильмах, «любимый» опер должен быть злым, циничным, не обращать особого внимания на закон, а при всяком удобном случае его нарушать (главное — результат!), быть резким, грубым, безукоризненно владеть воровским жаргоном, даже в его лице должно быть нечто преступное (иначе массы не поверят!). Нет, безусловно, он не должен убивать, грабить или насиловать, это — явный перебор, массы пока не готовы к такому развороту, но и от «чистого и светлого» образа мента он должен быть максимально отдален, иначе массы опять-таки не поверят, ибо таких ментов нет.

Несколько другая картина наблюдается в отношении номинальных преступников. Анализируя предпочтения масс в этом вопросе, я давно пришел к выводу, что наибольшую ненависть у них вызывают преступники совершающие незаконные действия в отношении заведомо беззащитных групп, особенно женщин и детей, а также те из преступников, кто имеет явные преступные, «ломброзианские» черты лица — низкий лоб, большие надбровные кости, маленькую голову, большую челюсть, дефекты речи — даже если эти субъекты вполне безобидны и самое страшное что они могут сделать — вытащить кошелек с десятью рублями. Здесь, собственно, мы выходим из формата книг и фильмов и переходим в реальную жизнь, где все эти расклады в отношении преступного элемента сохраняются. Само собой, режиссеры никогда не возьмут «ломброзианца» на роль опера или вообще высокого милицейского чина, но в жизни-то всё бывает, тем более что кроме обозначенных нами «крайних точек», за которые большинство ментов, надеюсь, не переступает, у них есть куда больше областей взаимодействия, а там где есть взаимодействие, неизбежно присутствуют общие психологические ниши, неизбежно появляется единство и схожесть. Здесь подоплека т. н. «ментовского синдрома», когда на первом этапе мент начинает видеть преступника в каждом индивиде. Время идет, вращаясь среди криминального элемента мент неизбежно начинает воспринимать эту среду как более естественную, как враждебную, но родную, подобно тому, как родители всегда будут сохранять положительные чувства по отношению к своим детям, пусть их дети — суть ублюдки по всем параметрам. Ломброзо квалифицировал преступного человека как предельно отставшего, деградировавшего в социально-культурном плане. Неудивительно, что у мента, пусть он и был изначально нормальным, возникает фрустрационная регрессия[135] — он скатывается на более низкий уровень, его модели поведения и реакции становятся более примитивными. Здесь нет патологии, такая реакция скорее носит компенсационный характер, чтобы работать внутри системы нужно в какой-то степени стать ее частью, нужно адаптироваться к ней. Иначе она вас раздавит, а начнется всё с разрушения нервной системы. Регресс, в отличие от прогресса, не требует энергетических затрат, выводы формулируйте сами. Не забывайте только, что и энтропия может также возрастать без подобных затрат. В конце концов, чем занимаются преступники? Они делают то, что запрещает закон и за что этот закон предусматривает то или иное наказание. Но закон юридический, как мы знаем, носит относительный характер. Сегодня он один, а завтра — совсем другой, зачастую — прямо противоположный. Понятие «преступление» все же ассоциируется с чем-то постоянным во времени, с чем-то таким, что нельзя просто так «взять и отменить». Допустим, грабеж или разбой, даже если они совершаются против тех, у кого в представлении масс «очень много денег». А вот незаконная медицинская практика, вроде извлечения абортов или мануальной терапии, особого раздражения обычно не вызывает, а иногда и вообще может быть встречена с пониманием. Т. е. преступление реально всегда относительно, одно и то же действие может считаться тяжким преступлением, может считаться незначительным, а может и вообще не квалифицироваться как таковое. Все зависит от состояния общества. Отмените уголовную ответственность за грабежи. Да, многие начнут грабить, но грабеж будет всё равно расцениваться как преступление, хотя по закону он перестанет быть таковым. На грабителей будут смотреть как на преступников, хотя грабеж формально может считаться преступлением, а может и не считаться, в зависимости от субъекта действия. Известно и другое. В ранних законодательствах, наказания зависели от статуса субъекта против которого совершено преступления. Убийство раба каралось совсем не так как убийство князя, раб укравший монету мог ответить жизнью, а господин ворующий тысячи, мог вообще избежать ответственности и т. д., одним словом, закон был формально привязан к статусу, т. е. к силе. Сейчас перед законом формально равны все, но поскольку относительность понятия «преступления» еще никто не отменял, никакого абсолютного равенства перед законом быть не может. Это такая же абстракция, как и коммунизм. Равенство перед законом возможно в случае номинального статусного (интеллектуально-расово-биологического) равенства людей, а то что его не существует, вряд ли кто-то решится оспорить. Человек с более высоким финансовым статусом может с помощью денег обеспечить себе отличных адвокатов, поработать со свидетелями и присяжными и, при удачном раскладе, суд признает, что он ни в чем не виноват, пусть даже факт преступления реально имел место. Причем все эти действия будут совершенно законны! Но высокий финансовый статус далеко не всегда может совпадать с адекватным интеллектуально-биологическим статусом. Так что здесь сколько угодно комбинаций, а писаный закон никак не выглядит абсолютным мерилом, его действие всегда относительно. Возникает своевременный вопрос: «а можно ли нарушать закон»? Здесь нужно выдержать баланс между следующими краевыми условиями. Во-первых, мы должны помнить, что в оптимальном случае законно всё, когда ариец прав.[136] Во-вторых, соотнести естественное арийское право с осознанием факта силы государства, а сила государства (даже при доминировании недочеловеков в высших эшелонах) по отношению к отдельному индивиду — это возможность получения информации о деяниях этого индивида. Если арийское право соблюдено информационно безупречно, можно считать обеспеченной (и даже увеличенной!) степень свободы данного индивида.

Теперь, поскольку понятие «преступление», а следовательно и «преступник», не могут в современных условиях считаться абсолютными, не может быть никакого «абсолютного мента», как субъекта фундаментально противоположного преступнику. Неопределенность понятия преступления автоматически предполагает весьма сложную ситуацию, в которой оказывается и государство («демон») и карательные структуры (механические «швейцары демона»). С одной стороны, они требуют большей степени свободы действий или, как это называется, «расширения полномочий». С другой стороны, государство эти полномочия может расширять только до определенного уровня, если этот уровень будет превышен, менты выйдут из-под контроля и поставить их на место будет очень непросто, ведь зарплату (значительно превышающую официальную) они себе легко заработают и без помощи государства. В оптимальном варианте, карательные органы должны быть максимально последовательны в соблюдении закона (т. е. открывать или закрывать «дверь» только по команде «демона»). Показательно, что на воровском жаргоне «лишить свободы», а это могут сделать только менты, обозначается понятием «закрыть», а тюрьма называется «крытка». В реальной жизни, при абсолютной размытости понятия «преступления» и «закона», многие преступления окажутся в принципе нераскрываемыми, причем процент «глухарей» будет умножаться на предельно низкий профессионализм ментов. Вот и начинается то самое «превышение служебных полномочий», т. е. выход за рамки относительного закона. И очень часто этот выход оказывается единственным. Это — тупиковый путь и мы согласны с доводами ментов, утверждающих что такая система прежде всего калечит их самих. С одной стороны они вроде бы часть государства, но с другой — соприкасаются с «преступным миром». Вот и происходит взаимная диффузия и в «пограничном слое» (термин математический, но его свойства полностью экстраполируются и на человеческое сообщество) уже трудно становится понять, где кончается одно и начинается другое. Невозможно точно определить, сколько индивидов сидят по «крыткам», «зонам» и концлагерям «ни за что». Еще труднее определить процент тех, кто разгуливает на свободе, но кого можно было бы привлечь по уголовной статье хотя бы однажды. Опросы показывают, что практически каждый человек совершал в жизни поступок или поступки, попадающий хотя бы под одну статью УК. Вполне понятными становятся и принципы функционирования государства, где позиции карательных органов выходят за рамки необходимые для выполнения своих прямых функций: «был бы человек, а статья найдется» и «то, что вы до сих пор на свободе, не ваша заслуга, а наше упущение». В них-то как раз и выражена неопределенность соотношения «закон-преступление», ибо писаный юридический закон никаким законом на самом деле не является. Теперь мы зададим резонный вопрос: какое значение имеет всё вышесказанное к борьбе с преступностью. И ответим: никакого. Весь следственно-карательный аппарат занимается открытием дела попадающего под четыре пункта состава преступления и можно легко доказать, что полицейские структуры в принципе не способны победить преступность, да это и не их функция. Они — силовой механизм, они реагируют на совершенное преступление, открывая дело, проводя следствие, суд и исполняя приговор. Они, при самых идеальных раскладах, борются с преступностью, но ни в одном ментовском статуте вы не найдете фразы, что цель борьбы — победа. И это верно. Но преступление — это следствие, а следствие всегда по времени идет позже причины, поэтому никак не может на эту причину влиять. Можно посадить серийного убийцу на двести пятьдесят лет, заморозить его в рефрижераторе, распродать на органы или отдать на съедение хищникам, но его жертв не вернёшь. Можно заставить коррумпированного чиновника или завербованного агента крадущего ценнейшую научно-техническую информацию, до конца жизни день и ночь работать на заполярных ниобиево-вольфрамовых рудниках, но ущерба им нанесенного никак не покроешь. Это вам не кошелек с тремя рублями! Нет, обезвреживать преступников необходимо, кто ж с этим будет спорить, но оптимальным вариантом является не борьба со следствием, а борьба с причиной, т. е. с преступниками еще не совершившими преступлений. Сложно ли это? На первых порах — да. Но вряд ли это сложнее чем содержать гигантский неэффективный коррумпированный полицейский аппарат, тюрьмы и зоны, тем более что и первое и второе и третье, ну никак не способствует её снижению. Да, карательные органы сдерживают рост преступности, но одновременно через сеть вышеупомянутых заведений они и поддерживают ее существование. Но это ли нам нужно?

Итак, карательные органы «фильтруют» народ в зависимости от установки выраженной в законе государства которая относительна. Ментов можно уважать или, что чаще бывает, ненавидеть, но не понимать что они — всего лишь отражение системы, ее слепок, значит не понимать ничего. Какая страна (т. е. «система») — такие и менты. А система — это мы все, все кто данную страну населяет. И если у них нарушение закона — норма, это вернейшее доказательство того, что никакого закона, как чего-то абсолютного не существует и закон точно так же нарушается во всех звеньях государственной иерархии. Казалось бы странно, структура целью которой является обеспечение спокойствия, никогда не получала власть, хотя массы её вроде бы должны обожать больше всего. Но вспомним, что массы с особой радостью встречают известие о разоблачении «ментов-перевертышей» и всегда удивляются что им «мало дали». «Перевернутость», как правило, состоит в совершении действий включающих зеленый свет для криминального мира. Развал дел, уничтожение вещдоков, выдача фальшивых документов, разглашение тайны следствия, вот что вызывает особенную ярость, хотя мент может совершать и банальные преступления типа краж, хулиганства или присвоения чужой собственности. Заметим, что это чисто «ментовские» преступления. Преступник, как ни крути, не может разгласить тайну следствия или развалить дело, хотя бы потому, что это не его уровень, он формально не имеет и не должен иметь доступа к нужной информации. Без помощи ментов (следователей, прокуроров) ему все равно не обойтись.

По этой же причине менты практически никогда не захватывали власть в каком-либо государстве, хотя попытки были. Здесь, как иллюстрацию, можно привести разгром чисто «ментовской» группировки Берии, имевшей реальные шансы захвата власти в СССР после смерти Сталина. Сейчас, когда у власти в России находится номинальный правящий слой возглавляемый подполковником госбезопасности (выдвинутого партийной элитой и дважды поддержанного бессознательными массами), что, совершенно правильно, нигде и никогда не афишируется, проглядываются слабые попытки если и не реабилитировать Берию, то по крайней мере снять с него клеймо очень крупной сволочи из окружения Сталина.[137] Он-де и ракетно-ядерную индустрию создал, и противился террору, а уж после смерти Кобы так и вовсе показал себя как предтеча горбачевских либералов: и зекам амнистию дал, и жуковских генералов освободил, и дело еврейских врачей прикрыл, и первые попытки к разоблачению культа вчерашнего Хозяина сделал, и все это за три месяца! С особым придыханием массам сообщается, что он специальным распоряжением запретил (!) ментам избивать и пытать подследственных. Ни больше, не меньше! А они, наверное, взяли и послушались. А мы — взяли и поверили! Добрый дядя Лаврик. Прямо предтеча Горбачева — так, кажется, его один раз назвали. А если б его не отстранили от должности, глядишь, мы бы сейчас имели бы «либеральное общество» не худшее чем на Западе, причем выстроенное кавказским педофилом.

Но это — обман и утопия. Причем сознательно стряпанная. Берия делал то единственное, что мог и должен был делать в данной ситуации. Если б он имел возможность, Политбюро и маршалы были бы арестованы уже на следующий день поле смерти Хозяина, хотя бы под предлогом вскрытия бдительными органами госбезопасности «чудовищного заговора» повлекшего злодейское умерщвление Великого Кормчего и Корифея Всех Наук». Народ бы съежился, но сожрал бы и это. Не в первой. Собственно, шанс у него был, но он был упущен, ведь известно, что дележ портфелей полным ходом шел на заседании Политбюро 5 марта 1953 года, когда Коба еще был жив хоть и находился в агонии. Но Берия тогда не решился, посему теперь должен был выиграть время. А как его выиграть, если против тебя самая большая сухопутная армия в мире, пользующаяся непререкаемым авторитетом среди бессознательных масс, причем эта армия тебя ненавидит и только ждет момента чтоб отомстить за всё. За что именно? За всё! За террор, за заградотряды, за сытых тыловых ублюдков в малиновых петлицах изобретающих «военные заговоры», за костоломов в камерах пыток, в общем, есть за что. Ведь столько событий было, всего и не упомнишь! Тем более что к Политбюро подступиться тоже не так-то просто, пусть это и не силовая структура. Вот Берия и пошел по пути налаживания контактов, хотя приходится признать, что и эта дорожка вела в тупик, точнее — в его любимый расстрельный подвал Лубянки. Допустим, еврейские круги на Западе может и закрыли бы глаза на захват власти Берией, все-таки уровень евреев в его непосредственном окружении был выше среднего для последних сталинских лет, но можно ли было дешевыми подачками в виде освобождения сломленных в тюрьмах генералов на которых его же люди готовили дела, пустить пыль в глаза армии, степень свободы которой очень сильно выросла за время войны? И как внушить (а массам можно только внушить!) что его карательные органы, недавно опять объединенные в одну структуру,[138] — не сборище садистов, подонков, провокаторов и убийц, а структура, имеющая отдаленное подобие человеческого лица? В общем, наш «дядя Лаврик» был арестован и расстрелян. Сгорел на работе. Спалился. А сколько желающих было пустить пулю в его лысую очкастую голову! Говорят, чуть ли не до драки дошло — случай совершенно беспрецедентный для советских карательных органов, которые (и это важно!) к ликвидации допущены не были. Главный в расстрельном отряде — генерал Батицкий (в последствии Брежнев сделает его маршалом, видимо, за точный выстрел), взял себе право первым сделать технологическое отверстие в черепе старого жирного растлителя малолеток, остальные довольствовались тем, что выпускали пули в уже мертвого слизняка, но никто от этой возможности не отказался Расстрельная команда из генералов! Апофеоз ненависти! Бериевские «менты» проиграли потому, что уступали и в силе, и в интеллекте, хотя изначально организованы были гораздо лучше чем армия, раздираемая противоречиями между маршалами, идущими еще с военных времен. Но одновременно — хуже чем партия. Ментов боялись, боялись именно их организации, а что Берия рвется к единоличной власти, виделось невооруженным глазом. Страх вынудил военно-партийные круги, собрав все ресурсы, нанести превентивный удар — арестовать Берию прямо на заседании Политбюро, а ведь через него проходила вся информация между ключевыми людьми в заговоре. Был разорвав главный информационный канал, что резко повысило общую энтропию системы, сведя степень ее свободной энергии к минимуму. После этого арестовать и перестрелять «людей на местах» было делом техники. Министерство госбезопасности было тут же ликвидировано, даже распад СССР ничего здесь не поменял. Точнее — его статус был понижен до уровня «комитета при ЦК КПСС». Так появился знаменитый Комитет Государственной Безопасности — КГБ — позже ставший вполне либеральным и уважаемым ведомством, хотя и не имеющим никакого ясного представления о сущности государства. Впрочем, а у кого оно было? Ментов тоже понизили, они вместе с госбезопасностью были в относительных рамках, пока с начала 70-х годов не начали свою игру, имевшую целью всё тот же захват власти, точнее — перехват ее у слабеющей партии. История ментовско-гэбэшного противостояния времен «заключительного этапа последней фазы развитого социализма» исключительно интересна, прям таки антично-византийский детектив с отравлениями, суицидами, покаянными «малявами» и разборками со стрельбой в центре Москвы. Мы о ней еще вспомним, заметим лишь, что КГБ одерживал явную победу, правда игра как обычно быстро вышла из правил и вылилась в компанию убийств или, что интереснее, упомянутых подозрительных самоубийств высших ментовских начальников. Но и КГБ, что называется, «подстрелили на взлете». Его председатель Андропов, получив власть, тут же стал стремительно дряхлеть и уже через полгода после восшествия (или захвата?) поста Генсека ЦК КПСС был определен в кремлевский госпиталь, откуда не вылезал до смерти наступившей ровно через 15 месяцев. Год паритета между ментами и комитетом и к власти пришел чисто партийный ставленник — Горбачев, разгромивший бюрократическими мерами и тех, и других. Последний министр внутренних дел СССР Пуго покончил с собой, а предпоследний председатель КГБ оказался за решеткой. После него был еще последний, некто Бакатин, правда, недолго, про него мы уже говорили. Когда он сидел в кресле шефа Лубянки, американцы расхаживали по главным зданиям «Конторы Глубокого Бурения», открывая двери ногами и требуя показа всего что их интересовало, включая содержимое сейфов. И показывали! Таким вот «ляпом» завершилось история якобы самой мощной тайной полиции в мире. Но тот кто усвоил механизмы функционирования полиэтнических мультикультурных выскоэнтропийных систем, поймет, что ничем другим она завершиться не могла. Структура не имела единой цели, а потому не имела смысла существования. А вот КПСС, возникшая в 1898 году как филиал еврейского «бунда», впитавшая в себя принципы кагальной организации, действительно оказалась самой гибкой и устойчивой структурой в СССР, «разведя» всех по первому разряду. Пришло время и она разделилась на множество территориальных организаций до сих пор удерживающих власть практически на всей территории «бывшей империи». Какая партия управляет Россией? КПСС! А Украиной? Тоже КПСС! И Белоруссией. И Закавказьем. И Средней Азией. Не верите? Изучите биографии лидеров, всё сразу станет на место. А как эти партии называются сейчас — не имеет значения. Сама КПСС пять раз переименовывалась. И номинальное идеологическое наполнение — тоже не имеет значения. Главное — структурная организация и заинтересованность «членов» в её существовании. Она — абсолютна, в отличии от идеологии, которая относительна. И наш подполковник КГБ В.В. Путин не вносит никакого дисбаланса в «систему». Его назначение, а затем утверждение на выборах, состоявшееся после десяти лет бесконечных перетрясок и перестановок в спецслужбах, после чего они перестали быть эффективными как внутри, так и вне страны, — чисто партийная комбинация, задуманная возможно именно для того, чтобы контролировать страну через карательные органы. Зачем контролировать всё, если можно контролировать КГБ? А он уже пусть контролирует остальное. Совершенно очевидно — всё что делает Путин находясь на посту президента, имеет целью максимально понизить энтропию государства, а энергетической подпиткой в этом начинании служат безумно высокие цены на нефтепродукты.

Можно вспомнить и Адольфа Гитлера, перестрелявшего верхушку штурмовиков выполнявших в НСДАП роль внутренней полиции, охранявших партийные съезды и расправлявшихся с неугодными людьми (т. н. «духовный террор»). Придя к власти, фюрер увидел, что порядок в государстве немыслим, если нет порядка в структуре осуществляющей государственное управление. Революция закончилась, наступали совсем другие времена, времена, когда все должно было быть подчинено единой цели. Штурмовики, игравшие роль «шестерок у воров», не вписывались в новое государство, где бывшие «воры» захватили всю власть. Гитлер сразу предупредил: «Я приказываю вам слепо соблюдать строгую дисциплину. Тот, кто попытается отдельными акциями внести замешательство в общественную жизнь, тот сознательно будет действовать против национального правительства». Вспомним и то, что лидеры штурмовиков поголовно являлись гомосексуалистами, а сексуальные меньшинства всегда были источником роста внутренней энтропии государства. Кроме того, Эрнст Рем был твердым противником расовых принципов национал-социализма, а расовую теорию вообще называл «дерьмом». После 30 января 1933 года он стал избыточным элементом. И действительно, зачем вам толпа слабоуправляемых уличных горлопанов руководимых гомосеками, если вам уже подчинилась армия? Если у вас уже полных ходом растет структура, отбор в которую ведется по критериям расовой чистоты и биологического качества? Здесь я говорю об СС. Вот и осуществил фюрер свою «ночь длинных ножей». СА были нужны как таран. Те из штурмовиков кто после января 33-го сообразили «что к чему», дожили если и не до глубокой старости, то до самых масштабных сражений будущей Мировой войны. Не сообразившие попали под «длинные ножи» СС. Катализаторы перестали быть нужными и их изъяли.

Максвелл назвал демоном абстрактный объект работающий против второго закона термодинамики, переставшего, таким образом, быть фундаментальным. Но зная информацию о всех молекулах, «демон» мог бы разрешать их пропуск исходя из любого заданного наперед параметра, формируя из системы с неопределенностью S1, систему с любой заданной неопределенностью S2. Причем никакой закон бы не нарушался! Да, для этого нужна энергия. Владея информацией обо всех индивидах можно было бы путем фильтрации их по тем или иным параметрам формировать заданные параметры нового государства. Выше мы оценивали порядок величин необходимый для тотального контроля над индивидами в реальном времени и увидели, что они поражают воображение, они — неприлично велики, хотя такая степень контроля в принципе и не нужна. Она — слишком избыточна, поэтому может быть существенно оптимизирована. Мы еще раз напомним, что нет смысла контролировать вписывающихся в закон или более-менее ему соответствующих. Удобнее контролировать рамки поведения, фильтруя элементы максимально не вписывающиеся в такой закон. Анализ причин падения государств, возникновения в них той или иной формы нестабильности, показывает, что источниками подобных неприятностей всегда были: а) расовые и национальные меньшинства, б) религиозные меньшинства, в) химически зависимые субъекты — алкоголики, наркоманы, токсикоманы, г) сексуальные меньшинства — гомосексуалисты, педофилы и прочие извращенцы, д) субъекты, чье мировоззрение шло вразрез с архетипом государствообразующей нации — интеллигенты, пацифисты, хиппи, е) лица утратившие эволюционный потенциал. Мы видим, что во всех случаях разговор идёт о меньшинствах. Практика показывает, что идеология меньшинства, а зачастую и нелегальное существование, неизбежно способствует формированию у них жестких корпоративных спаек с очень высокой степенью организации и, как следствие, низкой энтропией. Это дает им возможность концентрировать силу в нужном месте в нужный момент времени, проникая во власть и прочие сферы влияния на жизнь государства, а затем законодательно закреплять для себя права и льготы. Но полноценным арийским государством может считаться только то, где негативные меньшинства не имеют вообще никаких прав, кроме права быть удалёнными из системы любым удобным способом. Более общей терминологией, такое действие называется «принудительным оттоком избыточной энтропии». Революции, как известно, делаются организованным меньшинством. Вся их свободная энергия оказывается направленной на государство, в котором оно существует, что неизбежно понижает его устойчивость. Поэтому самыми низкоэнтропийными, а потому и легкими в описании государствами, являются относительно небольшие страны (до 25 миллионов) населенные однородным расово-этническим составом, исповедующим одну религию, говорящим на одном языке. По вполне понятными причинам, в них никогда не было расовых, национальных и религиозных конфликтов, а те из стран, где население характеризуется наиболее высокой степенью расовой чистоты еще и лидируют по уровню жизни. Впрочем, при развитии нынешней ситуации их крушение — тоже вопрос времени, причем не столь отдаленного. Из неевропейских можно отметить арабские и вообще мусульманские страны, проводящие относительно независимый внешнеполитический курс и населенные приверженцами ислама одного направления — шиитского или суннитского, Японию и обе Кореи (объединение этих стран — дело недалекого будущего). Китай выглядит более аморфным по всем параметрам, хотя на фоне экономического роста и расовой близости племен образующих китайскую нацию, у его лидеров может вполне получится создать крепкую связку желтых в количестве полутора-двух миллиардов. Негритянские государства, не могут рассматриваться вообще, вследствие их запредельно низкого уровня развития.

Поскольку энергетически и практически целесообразным представляется выведение высокоэнтропийных групп за пределы социума любым способом, важно соблюсти одно необходимое условие: энергия затраченная на «выведение» должна быть меньше энергии затрачиваемой на ограничение роста энтропии такой группы. Например, если будет решено вывести из оборота государства весь массив алкоголиков, то они должны быть выведены таким способом, который предполагает затраты меньшие, чем затраты на их бессмысленное лечение, социальную адаптацию и т. п. неокупаемые мероприятия. И так далее по всем категориям. Изоляция их нецелесообразна, так как затраты в этом случае не прекратятся. Такие территории повышенного контроля как тюрьмы, зоны или концлагеря показали невысокую эффективность если находились внутри государства, ибо возникающая и развивающаяся там субкультура неизбежно вырывалась наружу вместе с теми кто оттуда выходил. Они, даже будучи теоретически рентабельными в какой-то моменты времени, всегда мина замедленного действия, а такие мины рано или поздно взрываются.

Энтропию государства относительно одного, отдельно взятого человека или группы людей (например, политической партии), можно определить как количество информации недостающее до его полного описания. Теперь зададимся вопросом — кто владеет максимальной информацией описывающей государство? Очевидно, что реальный государственный лидер, а не просто номинальное высшее должностное лицо, обязано быть и наиболее информированным относительно всех аспектов жизни государства, ибо сила его власти будет прямо пропорциональна этой информации. Обычно такое желание приписывают разного рода тиранам, диктаторам и узурпаторам, однако это неправильно. Как относительно свежий пример можно привести румынского диктатора Чаушеску, создавшего систему тотальной слежки, перлюстрации и прослушивания, как должностных лиц, так и рядовых граждан. Каждый десятый румын работал на службу безопасности. Помогло ли это «Гению Карпат»? Нет. Создав для себя и своей семьи закрытый «рафинированный» мир, он, перестав реально оценивать информацию извне, не мог эту информацию правильно обработать, а тем более сделать надлежащие выводы. Даже когда наспех организованный военный трибунал, нарушивший все процессуальные нормы, вынес ему смертный приговор и его с женой вывели «к стенке», супруги, по свидетельству очевидцев, не понимали что происходит, а Елена Чаушеску недоуменно вопрошала «неужели они нас расстреляют»? Расстреляли. Т. е. люди были полностью оторваны от реальности. Вспомним и лидера коммунистической ГДР Эриха Хонеккера, с его великолепно отлаженной секретной службой «Штази», уважаемой даже западными разведками. Казалось, всё под контролем. Ан, нет! Западная Германия проглотила Восточную настолько быстро, что её коммунистические лидеры узнали об этом по радио, а лично Хоннекер увидел крушение своего государства по маленькому телевизору который все время таскал с собой. Вспоминается и анекдот эпохи застоя, когда Брежнев привез свою очень старую мать к себе на виллу, а та возьми и задай вопрос: «Лёня, а что с тобой будет, когда коммунисты придут?» Или уже упомянутый товарищ Сталин, прозевавший из-за постоянных болезней внутрипартийный заговор зимы 1953 года. Причина — временная потеря контроля над состоянием «ближнего круга» и, автоматически, неспособность сделать адекватные выводы. Тот, кто не контролирует окружение — не контролирует ничего. На этом фоне феноменом выглядит фюрер, имевший значительную внутреннюю оппозицию, переживший как минимум два покушения, но добровольно ушедший из жизни в самый последний момент. Вот вам и тоталитарные государства!

Тем более очевидной представляется ничтожность всех рассуждений бессознательных масс о политике, ведь последовательное обсуждение этих вопросов подразумевает доскональное знание как полных психологических портретов лиц имеющих наивысший политический вес, так и всех нюансов взаимоотношения между ними, т. е. знание того, что образует систему. Но многие ли знают такие «нюансы»? Я не говорю про возмущающие воздействия на систему извне, т. е. со стороны других государств. Эта информация вообще совершенно закрыта. Метод «черного ящика», который применяется в кибернетике и теории автоматического управления также не подходит — индивид может видеть или понимать суть политики властей (выходная характеристика), но ему никогда не станет доступным увидеть причины толкающие истеблишмент к проведению именно такой политики, не станут доступны их мотивации (входная характеристика). Индивид может оценивать только результат, и то, как правило, ошибочно, ибо энтропия представлений его о государстве — огромна и, как следствие, количество реальной информации если и не ноль, то, во всяком случае, стремится к нулю. Формальная демократия и свобода слова ничего здесь не значат. Если информации нет, то её нет. И пусть массы говорят и думают что угодно. Это никого не волнует и ни на что не влияет.

Впрочем, природа предусмотрела у наиболее ценных индивидов пусть и не обладающих высоким интеллектом, защитный механизм: они инстинктивно чувствуют «не того человека». С этим вполне согласуется факт игнорирования выборов расовой элитой.