"Джозеф Конрад. Фрейя Семи Островов" - читать интересную книгу автора

достаточно тонок, чтобы чувствовать себя даже польщенным - иногда. А в
утешение у него имелся бриг, который, казалось, был пропитан душой Фрейи,
так как все, что бы он ни делал на борту, было освящено его любовью.
- Да. Скоро я начну считать дни, - повторил он. - Еще одиннадцать
месяцев. За это время мне придется сделать три рейса.
- Смотрите, как бы не случилось беды, если вы будете слишком
торопиться, - предостерег его я. Но он с гордым видом, смеясь, отмахнулся
от моего предостережения. - Вздор! Ничего, ничего не может случиться с
бригом, - воскликнул он, словно пламя его сердца могло светить в темные
ночи на неведомых морях, а образ Фрейи - служить непогрешимым маяком среди
скрытых мелей; как будто ветры должны были охранять его будущее, а звезды
- сражаться за него на путях своих; словно магия его страсти имела власть
управлять судном на капле росы или провести его сквозь игольное ушко
только потому, что этому бригу выпал великолепный жребий служить любви -
любви, исполненной великой прелести, любви, способной сделать все пути
земные надежными, легкими и лучезарными.
- Полагаю, - сказал я, когда он высмеял мое довольно невинное
замечание, - полагаю, сегодня вы отплываете.
Действительно, таковы были его планы. Он не снялся на рассвете только
потому, что поджидал меня.
- И представьте себе, что случилось вчера! - продолжал он. - Мой
помощник неожиданно меня оставил. Должен был уехать. За такое короткое
время никого не найдешь, и я думаю взять с собой Шульца. Известного
Шульца! Что же не становитесь на дыбы? Говорю вам, вчера, поздно вечером,
я пошел и откопал Шульца. Хлопот было без конца. "Я - ваш слуга, капитан,
- говорит он своим удивительным голосом, - но с сожалением должен
признаться, что мне буквально нечего надеть. Мне пришлось постепенно
распродать весь свой гардероб, чтобы раздобыть немножко еды". Что за голос
у этого человека. Говорят, голос может растрогать и камень! А вот люди как
будто привыкли к нему. Раньше я никогда его не видел, и, честное слово, у
меня слезы навернулись на глаза. Счастье, что было темно. Он спокойно
сидел под деревом, в туземном поселке, тощий, как доска, а когда я
пригляделся к нему, оказалось, что на нем надета всего-навсего старая
бумажная фуфайка и рваная пижама. Я ему купил шесть белых костюмов и две
пары парусиновых туфель. Я не могу сняться с якоря без помощника. Должен
взять кого-нибудь. Сейчас я еду на берег записать его, затем возвращаюсь с
ним на борт - и в путь. Ну, не сумасшедший ли я, а? Конечно, сумасшедший!
Ну, валяйте! Выкладывайте начистоту. Дайте себе волю. Мне нравится, когда
вы волнуетесь.
Он явно ждал, что я буду ругаться. Поэтому я с особым удовольствием
преувеличил свое спокойствие.
- Самое худшее, что можно сказать против Шульца, - бесстрастно начал я,
скрестив руки, - это - неприятная привычка обкрадывать кладовые каждого
судна, на какое он только попадает. Это он будет делать. Вот все, что
можно против него возразить. Я решительно не верю этой истории, какую
рассказывает капитан Робинсон, будто Шульц сговорился в Чантабене с
какими-то негодяями с китайской джонки украсть якорь с носа шхуны
"Богемская девушка". Вообще история Робинсона слишком замысловата. Другой
же рассказ механиков с "Нань-Шаня", заставших якобы Шульца в полночь в
машинном отделении трудящимся над медными подпорками, чтобы снести их на