"Джон Пейтон Кук. Кающийся" - читать интересную книгу автора

Я шел, как я видал на фотографиях Кающихся: сгорбившись, подставив небу
спину, заметая длинными волосами землю и тяжело опуская _пикадор_ себе на
спину. Каждый камешек обсидиана был маленькой бритвой, пускающей кровь.
Мария счастливо мне улыбалась, оборачиваясь. Я повторял это снова и снова,
по очереди через каждое плечо. С каждым ударом Мария пела "Отче наш" или
"Аве Мария". Я не давал себе пощады - один удар плети на каждом шаге, и
пока мы дошли до креста, их вышла, наверное, сотня.
Моя спина превратилась в кровавую реку. Кающиеся шли не голыми, а
одетыми в белые хлопковые бриджи, которые поглощали красный поток. У меня
такого белья не было, и потому у меня ягодицы и почти все ноги промокли.
Ветер холодил, будто я вылез из-под душа в холодную ночь.
- Ты - Кающийся, - сказала Мария, хотя у настоящего Кающегося не было
бы всех моих проколов на теле - это был ее собственный фетиш,
инспирированный Дональдом Фирном и собственным плодовитым воображением
Марии.
Я свалился у ног Марии, но она подняла меня за поводок, чтобы я помог
ей вытащить крест из дыры, где он стоял. Он был высотой девять или десять
футов, сколочен из тех же крепких бревен, что дверь и алтарь в мораде, -
выветренных, посеребрившихся и потрескавшихся от бурь. Кто-то уже покопал
вокруг, и я заметил рядом лопату и еще один мешок с инструментами. Сначала
я испугался, что Мария решила позвать в нашу компанию кого-то
неизвестного, но потом сообразил, что именно сюда она ходила, пока я спал
- когда она хотела, чтобы я поверил, будто она меня бросила. Она взялась с
одной стороны, я с другой, и вместе мы подняли массивный крест, и он
опрокинулся, взметнув облако пыли, тут же развеянное ветром. У меня руки и
ноги тряслись от холода, побледнел и от потери крови и готовы были вот-вот
отказать.
- Ты есть Избранный, - сказала Мария, не сводя с меня глаз. - _Кристо_
возрожденный. И судьба твоя - принять на себя грехи мужей земных.
Она сказала "мужей земных", не "людей земных", и в глубине моего
сознания какой-то голос это отметил, но этот голос предупреждения
потерялся в тумане, да и был уже бесполезен. Я так пропитался кровью, что
пути назад уже не было.
Она положила меня на крест. Холодное шершавое дерево болезненно
упиралось в шею. Я вытянул руки вдоль перекладины, дыша носом,
расслабленный, уносимый блаженством. Звезды вертелись надо мной кругами,
как на передержанной фотографии.
- Я сделала это из роз, - сказала она, надевая на меня терновый венец.
Погляди на меня.
У нее в руке был большой деревянный молот, а в другой - четыре
железнодорожных костыля. Несмотря на холод, несмотря на мою слабость, у
меня стоял. Ни сил, ни желания сопротивляться у меня не было.
Мария склонилась надо мной, лицо ее сияло. Отложив костыли, она взяла
из сумки плотную кожаную повязку для глаз. Взгляд ее был темен и
непроницаем. Я хотел ей сказать, как ее люблю. Хотел благодарить ее.
- Гэри, - сказала она, погладив меня по щеке. - Ты дал мне такое
счастье! - Она прижалась губами к моим губам - больно - и когда
оторвалась, у нее с подбородка капала моя кровь. Она бросила на меня
теплый прощальный взгляд, завязала мне глаза и крепко затянула повязку на
затылке.