"Эдмунд Купер. Кирон Голова-в-Облаках" - читать интересную книгу автора

варила питательные бульоны из кролика, фазана, барашка или оленины с
пастернаком, грибами, морковью, картофелем и добрым черным перцем, за
который сеньор Фитзалан выкладывал немалые деньги шкиперам парусников,
ходивших до самых Пряных островов.
Мастер Хобарт зачерпывал несколько ложек вкуснейшего бульона, после
чего, кашляя, усаживался у огня. Добросовестно выждав, пока поест хозяин,
Кирон набрасывался на еду и ел до тех пор, пока живот не разбухал. После
этого требовалась хорошая прогулка по зимним холмам.
В темное время года мастер Хобарт картин не писал, но не позволял
бездельничать своему помощнику. Он учил Кирона мастерить угольные
карандаши из прямых веточек ивы, раскрывал тайны росписи тканей, знакомил
его с новым искусством коллажа и древними секретами смешивания красок.
Подмастерью позволялось тратить драгоценное китовое масло и рисовать в
сумерках стулья, столы, вазы с фруктами, подвешенных фазанов и даже
протестующую вдову Тэтчер.
Мастер Хобарт был стар и сед. Боли в груди ясно давали знать, что
число оставшихся ему весен не достигнет двузначной цифры. Но он твердо
решил прожить еще восемь лет, необходимых для завершения ученичества
Кирона. С благословения Лудда он увидит, как мальчишка встанет на ноги,
прежде чем его самого опустят в каменистую почву Сассекса.
Мастер Хобарт позволял себе одну маленькую тайную ересь, настолько
маленькую, что Лудд наверняка простил бы его. Он позволял себе думать, что
Кирон - его родной сын. Хобарт никогда не был близок с женщиной, ему
хватало его искусства. Но сейчас он страстно мечтал о сыне, и большего,
чем этот смышленый мальчик с яркими глазами, и пожелать было невозможно.
Кирон был избавлен от обычных тягот ученичества. Его отлично кормили,
он имел много свободного времени, и мастер Хобарт опустил в его кошелек
немало серебряных монеток.
Кирон принимал такое отношение. Он любил старика и ничего не имел
против его претензий на отцовство. Кроме того, Хобарт был истинным
кладезем знаний, а знания Кирон ценил превыше всего.
По вечерам, прежде чем Хобарт отправлялся спать, они подолгу сидели у
камина, глядели в огонь, обмениваясь образами и фантазиями, неторопливо
беседовали. Хобарт что-нибудь пил от болей и кашля: ирландское виски,
аквавит или "живую воду" - в зависимости от того, какое судно торговало в
порту. Вечерние возлияния подвигали его на обсуждение вопросов, которых он
не касался в трезвом виде. Он говорил о Первых Людях и о Вторых Людях. Он
мог порассуждать даже о машинах.
- Мастер Хобарт, учитель говорит, что Первые Люди подавились
собственным умом. Как это понимать?
- Ну уж! - Хобарт потягивал ирландское виски и наслаждался
разливающимся по телу теплом. - Учителю Шрайвенеру следовало бы больше
толковать вам о буквах, числах и законах природы, чем о Первых Людях.
- Вчера, когда я рисовал наш дом на фоне замка, мне удалось передать
шероховатость стен. Вы сказали тогда, что я умный. Разве ум - это плохо?
Не подавлюсь ли я им?
- Не торопись, малыш, дай подумать. Похоже, мне придется учить тебя
не только искусству, но и жизни. А также умению правильно мыслить, -
Хобарт еще выпил, еще больше согрелся и еще покашлял. - Учитель говорит
правду. Первые Люди действительно подавились собственным умом. Они сделали