"Родриго Кортес. Часовщик " - читать интересную книгу автора

настаивай на немедленном ответе.
Альгуасил скрылся за дверью, и Мади вдруг подумал, что падре Ансельмо
наверняка будет опережать его, что бы он ни делал. В отличие от судебного
собрания у церкви всегда были деньги, а значит, и все остальное: много
лошадей - роскошь для судьи непозволительная; много нотариусов и писцов,
много посыльных и адвокатов - короче говоря, всего, что можно купить за
мараведи.
"А если не ждать?"
Мади имел право начать судебное преследование и без санкции епископа -
на свой страх и риск, разумеется. Судья еще раз просмотрел данные
проведенного менялой алхимического анализа монет.
"В конце концов, может быть, Ансельмо и не виноват? Ну, получил он эти
деньги, скажем, в качестве дара от какой-нибудь престарелой сеньоры... и
зачем же мне тогда мешкать? Надо срочно искать "первые руки"..."
Некоторое время председатель суда колебался, но соблазн как можно
быстрее разделаться с этим неприятным делом уже одерживал верх.

Бруно постепенно приводил мысли в порядок. Он верил, что известный
своей честностью судья заставит священника дать показания. Однако точно так
же он знал, что святой отец наверняка найдет свидетелей, которые, скрестив
за спиной пальцы, сто раз подтвердят, что падре Ансельмо расплатился с
Олафом полноценной монетой, и где мастеровой взял эти сатанинские фальшивки,
надо спросить у самого мастерового. Поэтому поутру, едва Амир вышел на кухню
за очередной порцией настоя из лечебных трав, Бруно сжал зубы, перевернулся
на живот и, не позволяя себе стонать, встал на четвереньки.
В такой позе он вдруг напомнил себе старшину баскских купцов Иньиго -
за пару минут до смерти. Матерый, сильный, словно дикий вепрь, мужчина никак
не хотел умирать и даже с выпущенными кишками пытался отползти подальше от
юного подмастерья.
На кухне что-то упало, зазвенело, зашипело, и Бруно услышал, как
чертыхается на своем арабском языке Амир.
"Прямо сейчас!" - понял подмастерье и, преодолевая режущую боль в боку,
поднялся на ноги, сорвал с гвоздя и со стонами натянул на себя заношенный
сарацинский халат. Выходить на улицу в пропитанной кровью рубахе было
немыслимо. Затем, хватаясь за стену, проковылял к маленькому, завешенному
тряпицей окну, сорвал тряпку, ухватился за глинобитные края окошка и начал
протискиваться наружу - с трудом удерживаясь от крика.
Старшина купцов кричать не боялся, и Бруно даже подумал, что ему конец
и теперь уйти незамеченным не удастся. Но Господь, вероятно, видел, что
Бруно всего лишь восстанавливает порушенный ход невидимых часов города, а
потому позволил все: и добить старшину, и скрыться.
- Ч-черт!
Шипя от боли, Бруно вывалился из окошка и оказался на ведущей к реке
грязной, узкой улочке - и не скажешь, что здесь живут фанатично опрятные
арагонские мавры.
- Бруно?! Ты где, Бруно?!
"Амир..." - механически отметил подмастерье и, со свистом втягивая
воздух сквозь стиснутые зубы, побежал.
Старшине баскских купцов тоже было больно, и он тоже хотел убежать. В
какой-то миг Бруно даже пожалел его, но отпустить человека, посягнувшего на