"Герман Смирнов "Английская разведка вывезла Бормана из горящего Берлина"" - читать интересную книгу автора

и примет их сегодня же. И действительно, спустившись в бункер, Крейтон и
Флеминг обнаружили в своем помещении Бормана, беседующего с Брабеновой.
Гюнтера куда-то увели, и Борман, исподтишка успевший осмотреть его, нашел
сходство безупречным. Брабенова передала Борману его документы,
предупредив, что они скорректированы в соответствии с данными Гюнтера.
Быстро пробежав глазами некоторые бумаги, Борман пробормотал: "Отлично!" И
предупредил, что ждать придется несколько дней, пока хаос, вызванный
поражением, не станет всеобщим и все не ринутся спасать свою шкуру. Это и
будет самым подходящим моментом для бегства.
30 апреля после нескольких томительных дней ожидания Борман предупредил:
прорыв из бункера назначен на 1 мая. В этот день в 23 часа он вошел в
камеру, сказал - пора уходить. Привели Гюнтера, вся его голова была в
бинтах. Крейтон приступил к тщательному обыску Гюнтера, потом Бормана, у
которого под мышками были обнаружены три ампулы с ядом. Разведчики
разрешили ему оставить их у себя. В карманах Бормана, кроме несущественных
мелочей, обнаружили партбилет НСДАП № 60508 и удостоверение главы
Рейхсканцелярии и личного секретаря фюрера, а также личный дневник и
светложелтый незапечатанный конверт без адреса. В нем ошеломленные
разведчики обнаружили завещание Гитлера!
Посоветовавшись, они решили все эти документы оставить при себе, и только
дневник Бормана вложили в карман черного кожаного пальто, надетого на
Гюнтера. Борману же они дали поддельное удостоверение мелкого партийного
функционера.
Тем временем коридоры бункера заполнились людьми, которые оживленно
разговаривали и даже кричали во всю глотку, как опьяненные страхом или
вином. Затеряться в этой толпе было нетрудно, никто не обращал внимания ни
на кого.
"Борман шел первым, нацепив на нос небольшие темные очки и нахлобучив
фуражку до самых глаз, - вспоминает Крейтон. - Брабенова шла сбоку от него,
а за ней Флеминг и долговязый доктор Людвиг Штумпфеггер, личный врач
фюрера, который пристроился к нам по собственной инициативе. За ними -
Понтер с забинтованной головой, рядом с ним шел я. Всего в нашей группе
было около двадцати человек, которые, толкаясь и спотыкаясь, пробирались к
выходу. Многие из них были в бинтах, поэтому наша маскировка не
выделялась".
Выйдя из бункера в сад, группа обогнула рунны Рейхсканцелярии, спустилась
в глубокий тоннель, который вывел ее на станцию метро около Вайдендаммского
моста. Грохот канонады, огни пожарищ, дым с пробивающимся сквозь него
пламенем создавали жуткую картину.
"Я увидел два немецких танка, которые, скрежеща гусеницами, медленно
ползли к мосту, - вспоминает Крейтон. - Впереди шли Борман и Штумпфеггер. Я
крикнул своим спутникам, чтобы они укрылись за танками. Сейчас было самое
подходящее время для ликвидации несчастного Гюнтера. Вытаскивая "люгер" из
кобуры, я краем глаза увидел, как Флеминг предупредительно отвел Брабенову
на пару ярдов в сторону. Я щелкнул предохранителем и, подняв пистолет,
прицелился в спину Гюнтеру. Расстояние было не более трех метров. Мой палец
на спусковом крючке напрягся... И тут в один из немецких танков угодил
снаряд. Мощный взрыв и столб пламени. Ближе всего к танку оказались Гюнтер
и Штумпфеггер. Взрывной волной их швырнуло на меня, и мы втроем рухнули в
глубокую воронку от бомбы. Два этих немца защитили меня от основного удара,