Барбара Картленд Венок любви

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1819 год

Сэр Хереворд Грантли с трудом опустился в большое кресло и, скривившись от боли, осторожно поставил свою изуродованную подагрой ногу на стоявшую рядом маленькую скамеечку. Помедлив, он откинулся на спинку кресла.

В ту же минуту белый с черными пятнами пес бросился к сэру Хереворду, весело помахивая хвостом.

На пути огромной собаки оказался низенький столик, на котором стоял стакан бренди. Махнув длинным хвостом, она задела стакан, и тот, упав на пол, со звоном разбился.

Сэр Хереворд взорвался от ярости.

– Почему ты не следишь за своей проклятой собакой? – накинулся он на племянницу. – Я много раз говорил тебе: ей не место в приличном доме! Сегодня же отправлю ее на псарню, так и знай!

Диона быстро подошла к столику и, собрав осколки стакана, выбросила их в корзину для бумаги.

– Простите, пожалуйста, дядя Хереворд, – с раскаянием в голосе произнесла девушка. – Сириус просто не рассчитал свои силы. Он хотел поприветствовать вас, потому что очень вас любит.

– Мне хватает собственных собак! Он здесь совершенно лишний. Итак, вот мое условие: или он отправляется на псарню, или я прикажу его уничтожить!

У Дионы вырвался крик ужаса. В это время из дальнего угла комнаты раздался спокойный голос:

– Я полагаю, что это отличная идея, папа! Как ты правильно заметил, собаки в доме – это такая обуза… А потом вот еще что – не так давно я видел, как Сириус гоняется в роще за птицами. Им это наверняка не нравится, особенно теперь, когда они вьют гнезда и садятся на яйца.

– Это неправда! – возмутилась Диона. – Сириус везде ходит только со мной, а поскольку я знаю, что сейчас птицы заняты выведением птенцов, мы с ним и близко не подходим к роще…

– Да я видел его там собственными глазами!

Несмотря на уверенность, с которой это было произнесено, Диона была уверена, что ее кузен Саймон лжет. Более того, ей была известна причина этой лжи.

С первых дней, как только девушка появилась в огромном доме, принадлежавшем ее дяде, Саймон начал преследовать кузину своими назойливыми ухаживаниями.

Диона сразу же дала понять, что ей это неприятно. И тогда оскорбленный кузен избрал другую тактику – он принялся изводить непокорную девушку.

Вот и в этот раз Диона была совершенно уверена, что Саймон решил просто отыграться на беззащитном псе. Два дня назад, когда кузен попытался поцеловать ее на лестнице, между ними произошла неловкая сцена.

Диона сопротивлялась, но Саймон оказался сильнее ее. И тогда она изо всех сил ударила кузена по ноге, заставив его буквально взвыть от боли.

Не дожидаясь, пока негодяй опомнится, девушка бросилась бежать и уже издалека крикнула:

– Оставь меня в покое! Я тебя ненавижу, и если ты попытаешься еще хоть раз до меня дотронуться, я пожалуюсь дяде Хереворду!

Оказывается, Саймон терпеливо выжидал, когда подвернется удобный случай, чтобы проучить несговорчивую кузину. И теперь, в предвкушении мести, он встал из-за стола, где доедал завтрак, хотя остальные уже давно кончили есть, и подошел к отцу.

– Надо прикончить пса, и как можно скорее, папа, – хладнокровно произнес он. – Я прикажу Хейвуду пристрелить его, как он пристрелил Руфуса, когда тот состарился и больше не мог работать.

– Ты не посмеешь убить мою собаку! – не помня себя, вскричала Диона. – Сириус совсем не стар и не будет вам обузой. Да ведь этот стакан – первая вещь, которую он разбил в вашем доме!

– Ты, наверное, хочешь сказать – первая, которую мы заметили, – ехидно поправил ее Саймон.

Диона бросила умоляющий взор на дядю.

– Ну, пожалуйста, дядя Хереворд, не убивайте мою собаку! Вы же знаете, как я привязана к Сириусу и как много он для меня значит. Ведь это единственная память об отце…

В ту же минуту Диона поняла, что произнесенные ею слова были непростительной ошибкой.

Сэр Хереворд Грантли недолюбливал своего младшего брата. Тот пользовался гораздо большей популярностью в графстве, чем он сам, и был, в отличие от сэра Хереворда, отличным спортсменом, метким стрелком и, наконец, просто красавцем.

Иногда Дионе приходило в голову, что, пожалуй, дядя даже рад, что ее отец погиб, неудачно перепрыгнув через высокий забор на молодой, необъезженной лошади.

Такие случаи бывают крайне редко, может быть, один на тысячу. Казалось невероятным, что именно отец Дионы, смелый и ловкий наездник, пал жертвой нелепой, роковой случайности.

Все графство горевало по поводу смерти Гарри Грантли, но более всех, разумеется, его жена. С течением времени Диона поняла, что душа ее матери умерла вместе со своим обожаемым мужем. С того дня, как его не стало, она начала угасать, словно свечка, и не прошло и года, как Диона уже стояла у ее могилы.

Согласно решению опекунского совета девушке предстояло покинуть милый дом, где она была до недавнего времени так счастлива, и переселиться к дяде Хереворду, который был назначен ее опекуном.

Огромный, насквозь продуваемый всеми ветрами, холодный фамильный особняк, где Грантли жили на протяжении трех столетий, был угрюм и мрачен.

Но главное заключалось не в этом. Диона не прожила и нескольких дней в доме дяди, как поняла, что существование под одной крышей с кузеном Саймоном не сулит ей ничего хорошего.

Сэр Хереворд скрепя сердце отдавал пальму первенства младшему брату. И только в одном он чувствовал свое превосходство – у него был сын, в то время как у брата – всего лишь дочь.

К несчастью, Саймон был не тем сыном, которым стоило бы гордиться.

Достигнув двадцатичетырехлетнего возраста, этот молодой человек по уровню развития мог сравниться разве что с шестнадцатилетним мальчишкой, да и то не слишком умным.

В чем ему действительно не было равных, так это в обжорстве. Порой Диона поражалась, как в ее довольно тщедушного кузена влезает такое количество еды, которым можно было бы запросто накормить трех взрослых здоровых мужчин.

Со временем Саймону предстояло стать шестым баронетом, и, поскольку не было практически никакой надежды на то, что тетка Дионы, чрезвычайно болезненная женщина, подарит мужу других детей, сэр Хереворд сделал из своего единственного сына настоящего идола.

Он всячески потакал Саймону, баловал его и в конце концов испортил совсем, наивно полагая, что, чем эгоистичнее будет его сын, тем больше будет походить на настоящего мужчину. Впрочем, любому человеку, знакомому с Саймоном, было ясно, что сделать из него настоящего мужчину может лишь чудо.

Дионе, впечатлительной и проницательной девушке, потребовалось совсем немного времени, чтобы разобраться в чувствах дяди и проникнуться к нему искренним состраданием.

К сожалению, ожидать от дяди ответного сочувствия не приходилось.

Диона была не только исключительно хороша собой – она была еще и умна, а потому вскоре почувствовала, что ее присутствие в доме раздражает сэра Хереворда. Более того, стало ясно, что он ненавидит ее так же неистово, как ненавидел своего младшего брата Гарри, когда тот был жив.

Угодить желчному, раздражительному сэру Хереворду не было никакой возможности. Редкий день проходил без того, чтобы дядя не обрушился на племянницу с руганью за тот или иной проступок – чаще всего воображаемый. Скорей всего истинной причиной такого раздражения была не вина Дионы, а желание выместить на ком-то свое недовольство, для которого имелись все основания: жена сэра Хереворда почти не выходила из своей комнаты, постоянно донимая мужа жалобами на свое слабое здоровье и не предпринимая никаких усилий, чтобы превозмочь болезнь.

Саймон, единственный сын, тоже доставлял отцу массу беспокойства. Вдобавок ко всему сэр Хереворд не отказывал себе в вине, чем и нажил подагру, от которой теперь жестоко страдал. Болезнь уже расправилась с его ногой и сейчас грозила перекинуться на руки.

Сцена, только что разыгравшаяся из-за Сириуса, привела баронета в самое скверное расположение духа, и даже к любимому сыну он обратился не как обычно – ласково и нежно, а проворчал сквозь зубы:

– Ты прав. Вели Хейвуду сегодня же вечером избавить нас от этого мерзкого пса. Я не желаю, чтобы моя осенняя охота была испорчена!

Диона бросилась на колени перед креслом, в котором возлежал сэр Хереворд.

– Вы не сделаете этого, дядя! – пролепетала она, хватая его за руку. – Это будет так жестоко… Вы же знаете, что значит для меня Сириус!..

Голос девушки звучал так нежно и трогательно, что, казалось, и камень растает. Дионе почудилось, что дядя вот-вот уступит ей.

Однако в эту минуту вмешался Саймон:

– Да эта собака проходу никому не дает! Вчера я видел, как она гонялась за курами, и если в один прекрасный день мы не получим яиц к завтраку, это будет ее вина!

– Это ложь! Ложь! – воскликнула Диона.

Но неуместное вмешательство Саймона решило исход дела не в пользу Дионы и Сириуса.

– Передай Хейвуду мой приказ! – отрывисто и решительно произнес сэр Хереворд, обращаясь к сыну. – И скажи, чтобы любое животное, будь то кошка или собака, которое забредет в рощу, было бы немедленно уничтожено!

Его тон не оставлял никаких сомнений в том, что дальнейшие уговоры бессмысленны.

Диона застыла. Ей хотелось кричать на весь мир о том, как несправедливо, как бесчеловечно, как жестоко намерен поступить ее дядя. Подумать только – лишить ее единственной отрады, ее любимого Сириуса!

Поднявшись на ноги, она направилась к выходу, стараясь сохранить достоинство. Глаза кузена Саймона следили за ней с плохо скрытым торжеством. Диона чувствовала на себе этот взгляд, от которого ей стало еще неприятнее.

Только выйдя из комнаты в холл и закрыв за собой дверь, Диона, сопровождаемая Сириусом, бросилась вверх по ступенькам.

Незадолго до своей смерти отец подарил Дионе эту собаку. Тогда Сириус был смешным маленьким щенком, который забавно вилял хвостиком и выглядел просто прелестно. В то время ему было две недели от роду, и его великолепная белая шерстка начала уже покрываться характерными черными пятнами.

Увидев это забавное маленькое существо с необыкновенно выразительными глазами, Диона, не долго думая, заключила щенка в свои объятия и сразу почувствовала, что отныне собачка станет ей верным другом и надежным спутником.

И действительно, Сириус после смерти родителей стал Дионе единственным утешением.

Все дни напролет она безутешно плакала, ощущая свою беззащитность, верный пес ни на минуту не покидал хозяйку. И Диона понимала, что осталась совершенно одна на свете и что, кроме Сириуса, у нее никого нет.

Конечно, у нее были родственники, тоже носившие фамилию Грантли, но большинство из них жили в другом графстве и не могли приютить у себя осиротевшую девушку, к тому же оставшуюся без всяких средств к существованию.

Тот небольшой капитал, которым располагал ее отец, он истратил на приобретение лошадей, собираясь объездить их, а впоследствии продать и выручить изрядную сумму.

Первые три или четыре коня, купленные отцом, оправдали эти ожидания сверх всякой меры, и, воодушевленный таким началом, он решил прикупить еще.

– Это может показаться слишком экстравагантным, – рассуждал Гарри Грантли, обращаясь к жене, – но не могу же я упустить такой случай! Мой старый друг, который живет в Ирландии, находится в стесненных обстоятельствах и теперь продает великолепных скакунов. Упустить такую прекрасную возможность было бы непростительной глупостью с моей стороны!

– Ну конечно, дорогой, – с готовностью отозвалась жена, которая, как правило, поддерживала любое начинание мужа. – Кому как не тебе заниматься лошадьми! У тебя просто талант к этому делу. Я уверена, что эти животные скоро принесут нам хороший доход…

Памятуя первый свой опыт, который и впрямь оказался исключительно удачным, Гарри Грантли был уверен, что и дальше удача будет сопутствовать ему, тем более что прибывшие из Ирландии лошади действительно оказались превосходными.

Правда, они были еще необъезженны, и их обучение требовало огромного труда и терпения.

Наблюдать за тем, как отец тренирует коней, всегда доставляло Дионе большое удовольствие.

Он никогда не позволял дочери садиться на лошадь до тех пор, пока не был полностью уверен, что это безопасно, хотя Диона была отличной наездницей, ведь она впервые села в седло еще в раннем детстве, как только научилась ходить и держать в руках вожжи.

К несчастью, как раз один из этих ирландских коней и убил Гарри Грантли. Остальные лошади к тому времени еще не были как следует объезженны, поэтому от их продажи удалось выручить весьма скромную сумму, далекую от той цены, на которую рассчитывал отец Дионы.

Правда, при довольно скромных потребностях Дионы и ее матери они жили безбедно даже после смерти главы семейства.

Однако девушка с тревогой замечала, что ее мать тает день ото дня, словно свечка. Она потеряла всякий интерес к жизни, а улыбка стала редкой гостьей на ее устах. Прежнего радостного смеха – а миссис Грантли при жизни мужа была веселой, беззаботной женщиной, – увы, совсем не стало слышно.

В течение дня она старалась держаться, но Диона была уверена, что мать проводит ночи в слезах, оплакивая мужа, которого она горячо любила и так неожиданно потеряла.

Впоследствии девушка не раз задавалась вопросом: а все ли она сделала, чтобы поддержать свою мать? Ведь миссис Грантли не была больна, во всяком случае, физически.

Ее страдания были, скорее, душевного, нежели телесного свойства. Лишившись человека, который составлял весь смысл ее существования, мать Дионы не нашла в себе силы жить дальше.

«Одно меня утешает, – успокаивала себя девушка, очутившаяся в холодном, неуютном доме дяди, – они так любили друг друга и были так счастливы вместе!»

Только теперь она поняла, что дом – это не только стены и крыша, а нечто большее. Настоящим домом он становится лишь благодаря людям, населяющим его.

Грантли-холл представлял из себя великолепный, роскошный особняк. Сэр Хереворд, будучи очень богат, обставил его лучшими образцами мебели. Его стены украшали картины – по большей части прекрасные творения самых знаменитых художников разных периодов, которые он унаследовал от предков и пополнил новыми произведениями искусства мастеров более современных.

Но все эти старания были тщетны. Дядя Дионы, несчастный, разочарованный в жизни подагрик, к тому же обладавший тяжелым характером, был не в силах придать фамильному особняку ту живость и обаяние, которыми способен наделить свой дом только человек, пребывающий в мире с самим собой. Вот почему Грантли-холл всегда казался Дионе местом темным, мрачным и холодным – таким же холодным, как и сердца живущих в нем людей.

Слуги – в основном пожилые – молча терпели ворчливый тон хозяина и его, как правило, несправедливые попреки только из опасения потерять столь выгодное место.

В конюшнях сэра Хереворда содержались великолепные лошади, а его псарни были полны породистых собак.

Но эти бессловесные животные, лишенные заботы и ласки, отличались от тех, к которым привыкла Диона в родительском доме. Ее отец, человек веселый и добрый, обращался со своими лошадьми и собаками cо– вершенно по-другому, и они платили ему тем же.

Вначале дядя как будто не противился тому, чтобы Сириус всегда сопровождал свою хозяйку, всюду следовал за ней и даже спал возле ее постели.

Но вскоре все изменилось. Диона убедилась, что это кузен Саймон настроил своего отца против ее любимой собаки. Сам же молодой человек всякий раз, как Сириус попадался ему на пути, осыпал его проклятиями и с неудовольствием замечал, что «от этого проклятого пса житья в доме не стало, а ест он за троих».

Намек был слишком прозрачен. Диона прекрасно знала, что собственных средств у нее нет, да и сэр Хереворд, не отличаясь особой деликатностью, не раз открыто напоминал племяннице о том, кто именно оплатил долги ее покойного отца.

Пока была жива, мать Дионы старалась сама справиться со свалившимися на нее платежами, исправно отдавая ненасытным кредиторам почти все, чем располагала, так что к моменту ее смерти долгов оставалось не так уж много.

И все же даже эта малость оказалась достаточной, чтобы вызвать неудовольствие сэра Хереворда.

Не дорожа собственными слугами, он так же жестоко, по мнению Дионы, обошелся с людьми, бывшими в услужении у ее родителей. Трое без лишних разговоров были уволены с нищенским пенсионом, а пожилая чета осталась, чтобы присматривать за домом.

– Вы можете пожить здесь, – распорядился сэр Хереворд, – пока я не подыщу подходящего покупателя на этот дом. Для вас мне придется найти какой-нибудь скромный коттедж, а если это не удастся, тогда ваше место – в работном доме.

Равнодушный тон, которым были произнесены эти безжалостные слова, вызвал у Дионы протест, но что она могла поделать против дяди?

Правда, девушка надеялась, что сэр Хереворд вряд ли исполнит свою угрозу относительно работного дома, но даже одно упоминание о такой мрачной перспективе сильно испугало старых слуг.

Диона была уверена, что теперь они не будут спать ночами, мучаясь мыслями о том, что на старости лет могут лишиться своего угла.

Перед своим отъездом она постаралась успокоить их и обещала сделать все, что в ее силах, чтобы хоть как-то им помочь, если дом действительно будет продан.

– Честно говоря, я очень сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на него польстился, – добавила девушка, чтобы подбодрить пожилую чету. – Немного найдется охотников жить в таком уединенном месте. Это папе оно нравилось, потому что тут прекрасные условия для верховой езды.

Причина, однако, заключалась не только в этом. Диона догадывалась, что ее отцу хотелось жить неподалеку от фамильного особняка, в котором ныне обитал его брат – ведь когда-то, еще будучи ребенком, Гарри Грантли жил здесь с родителями и был счастлив.

Отец часто вспоминал, как во времена, когда был жив его отец, в этом доме всегда были рады, когда приезжали он, младший сын семейства, и его товарищи. Это было еще до того, как он отправился на военную службу.

Через несколько лет выйдя в отставку, он встретил девушку, в которую без памяти влюбился, и с ней решил соединить свою жизнь.

Именно тогда, в 1802 году, в краткий период перемирия между Англией и Францией, отец Дионы перебрался в небольшое поместье, чтобы положить начало, как он надеялся, «большой семье».

Судьбе, однако, было угодно наградить его лишь одним ребенком, к тому же девочкой, и хотя, как полагала Диона, ее отец явно был этим огорчен, он никогда не давал дочери почувствовать своего разочарования.

Только после смерти отца девушка поняла, что он наверняка предпочел бы иметь сына, который мог бы со временем унаследовать титул баронета.

Теперь это предстояло сделать Саймону, который, хотя и был несколько слабоват умом, все же являлся единственным наследником своего отца-баронета.

Впрочем, как часто говорила себе Диона, все случается так, как тому суждено быть, и нет смысла предаваться бесплодным сожалениям о несбывшемся.

Пока же реальностью была ее жизнь в Грантли-холле. Дионе не оставалось ничего другого, как только мириться с этим мрачным местом и страстно мечтать о том, что в будущем ее ждет иная судьба.

В те дни, когда дядя был особенно недоволен ею, девушка, лежа ночью без сна, мечтала о том, как она самостоятельно будет зарабатывать себе на жизнь.

Временами ей хотелось написать кому-нибудь из родственников и попросить, чтобы они приютили ее.

Но все кузены ее отца были одновременно и кузенами сэра Хереворда, и хотя Диона прекрасно понимала, что дядя не в восторге оттого, что племянница живет в его доме, она чувствовала, что он не только не одобрит ее решения уехать от него, но и постарается всячески помешать ей.

– Пока я твой опекун, – любил повторять сэр Хереворд, – ты будешь делать то, что я тебе велю, и Диона чувствовала, что дядя наслаждается полученной над ней властью.

Будучи по натуре особой чрезвычайно впечатлительной, Диона часто страдала не от того, что говорил ей сэр Хереворд, а от того, что он при этом думал и чувствовал.

Хотя ее отец и мать в молодости с удовольствием появлялись в свете, они с радостью поселились в деревне и не жалели о том, что оставили Лондон со всеми его прелестями. Дионе передалась по наследству эта любовь к сельской жизни.

Правда, иногда мать намекала, что, как только Дионе исполнится восемнадцать лет, она начнет «выезжать» в свет и появляться в обществе на различных балах и приемах.

Но за полгода до того, как Дионе исполнилось восемнадцать лет, умер ее отец, и вот теперь, приближаясь к своему девятнадцатому дню рождения, девушка понимала, что никаких перспектив побывать в Лондоне, а тем более посетить какой-нибудь бал, у нее нет.

Конечно, когда она была еще ребенком, мать иногда брала ее на приемы, устраиваемые в графстве, но атмосфера там была домашняя и без претензий.

С годами Диона стала получать гораздо больше удовольствия от зимней охоты и от посещения скачек, в которых принимал участие ее отец.

Там она познакомилась с джентри – нетитулованными мелкопоместными дворянами, жившими в том же графстве. Однако гораздо свободнее девушка чувствовала себя с йоменами – фермерами средней руки, буквально обожавшими ее отца.

Они называли ее «хорошенькой маленькой мисс Грантли», при встрече вежливо прикладывали руку к шляпе и приглашали к себе в гости, где угощали душистым свежим хлебом, который пекли их жены, и янтарно-золотистым маслом, сбитым из сливок, полученных от собственных коров.

Однако эти люди, бесхитростные и приветливые, были не совсем подходящим обществом для Дионы, по мнению ее матери.

– Как бы я хотела, чтобы ты имела такой же успех, какой выпал на долю мне, когда я начала выезжать в свет! – мечтательно говорила миссис Грантли. – Не сочти это хвастовством, дорогая, но должна заметить, что немало очаровательных и богатых молодых людей испрашивали у моего отца разрешения ухаживать за мною.

– Неужели все они хотели жениться на тебе, мама?

– Они-то, может быть, и хотели, да вот я не хотела выходить за них замуж, – со смехом ответила миссис Грантли. – Сама того не подозревая, я ждала… твоего отца!

– И когда ты его встретила, то?..

– Сразу влюбилась! Он был самым красивым, самым очаровательным, самым любезным из всех моих кавалеров!

Миссис Грантли глубоко вздохнула и добавила:

– Как жаль, что ты не видела его в военной форме! Одного этого было достаточно, чтобы заставить сердце любой девушки биться быстрее!

– А он тоже в тебя влюбился? – поинтересовалась Диона, заранее догадываясь, каким будет ответ.

– С первого взгляда! – подтвердила мать. – Мне кажется, не было на земле людей счастливее, чем мы с твоим отцом…

Именно этого счастья, которое, словно блестящий солнечный луч, освещало ее жизнь с мужем, ей сейчас и не хватает, думала Диона, с грустью глядя на исхудавшее лицо матери.

Девушке казалось, что даже погода благоприятствовала этому счастью. Она не могла припомнить ни одного дня, проведенного в родительском доме, когда небо над головой было бы серым, а в окно стучал бы противный дождь.

Здесь же, в особняке сэра Хереворда, все обстояло прямо наоборот. Вот и сейчас – едва Диона вбежала к себе в спальню, она вдруг ощутила, как вокруг нее сгустился черный туман, от которого она вот-вот задохнется.

В отчаянии опустившись на колени перед кроватью и обхватив руками шею верного Сириуса, Диона наконец дала волю давно сдерживаемым слезам.

Пес мгновенно почувствовал, что его юная хозяйка чем-то огорчена, и, выражая свое сочувствие, лизнул ее в щеку. И тут Диона отчетливо поняла, что не может предать своего единственного верного друга. Если умрет Сириус, значит, умрет и она, потому что без него ей жизнь не мила.

Прижимая к себе теплое мягкое тело собаки, девушка неожиданно ощутила, как в ней зреет еще пока неясное решение, от которого, возможно, изменится вся ее жизнь.

Поселившись в доме дяди, Диона с первого дня почувствовала себя глубоко несчастной, но быстро примирилась со своей судьбой, считая, что должна нести этот крест, потому что другого выхода у нее нет.

Когда ее бранили за проступки, которых она не совершала, Диона говорила себе, что нет никакого смысла возражать – надо покорно извиниться и пообещать, что впредь она будет вести себя лучше.

Но теперь девушка была полна решимости бороться, потому что речь шла не о ней, а о Сириусе. Спасти собаку надо было любой ценой.

Диона еще крепче прижала к себе верного пса, и тот, чувствуя, как нуждается в поддержке его хозяйка, снова лизнул ее в щеку горячим языком и отчаянно завилял хвостом.

Выполнив свой собачий долг, Сириус с довольным видом уселся рядом с Дионой и устремил на нее умоляющий взор, словно напоминая: «Пора идти на прогулку!»

– А ведь ты прав, мой дорогой Сириус! – воскликнула Диона, пораженная неожиданной мыслью. – Мы с тобой сейчас действительно отправимся гулять… только домой не вернемся. И как я раньше не догадалась? Это же отличный выход из положения!

Вскочив с пола, девушка подбежала к двери и торопливо заперла ее на ключ. Она не боялась, что кто-нибудь нарушит ее уединение – просто в сложившихся обстоятельствах следовало соблюдать максимальную осторожность.

Расстелив на постели большую шелковую шаль, которая когда-то принадлежала ее матери, Диона начала лихорадочно бросать на нее то, что считала необходимым взять с собой.

Хотя вещей у нее и так было немного, частью их все равно придется пожертвовать, решила Диона. Вполне возможно, что ей придется долго идти пешком, а лишний груз может стать обузой.

И все же, когда Диона наконец собрала свой узел, оказалось, что он получился довольно большим и по весу, и по размеру.

Она на минуту остановилась в нерешительности, потом переоделась, выбрав лучшее платье из своего гардероба, дополнив этот наряд новой парой туфель и прелестной шляпкой, которая некогда принадлежала ее матери.

Диона перестала носить траур примерно месяц тому назад, потому что однажды дядя в приступе гнева изрек, что не желает видеть у себя в доме «мрачную черную ворону».

Из тех денег, что выделил племяннице на покупку траурных нарядов сэр Хереворд, еще оставалось немного. На них Диона в ближайшем городке купила себе несколько прелестных платьев.

Когда она показала их дяде, он вначале со своей обычной угрюмой манерой выразил свое одобрение, но оно тут же сменилось жалобами на то, как дорого обходится ему племянница.

Диона была даже рада тому, что сэр Хереворд вынудил ее сменить гардероб – новые платья дольше прослужат, ведь неизвестно, когда у нее теперь появятся средства на покупку других.

Именно это беспокоило девушку больше всего – слишком мало денег у нее осталось.

Правда, у нее еще были драгоценности, принадлежавшие когда-то ее матери, и хотя мысль о том, что с этими дорогими ей вещицами, возможно, придется расстаться, причиняла Дионе невыразимую боль, она понимала, что может наступить день, когда придется так поступить.

Драгоценностей было совсем немного – обручальное кольцо, брошь с бриллиантами, которую преподнес жене Гарри Грантли в честь рождения дочери, и браслет, довольно уродливый, но дорогой. Он достался матери Дионы в наследство от ее матери, и она хранила его из чувства сентиментальности.

«Если я продам эти вещи, то смогу прокормить Сириуса», – решила Диона.

Сложив безделушки и деньги в маленькую сумочку, висевшую у нее на запястье, и взяв в руки узел, девушка окликнула Сириуса и начала отпирать дверь.

Пес в предвкушении прогулки запрыгал от радости и залаял, но Диона знаком приказала ему молчать, и умная собака тут же повиновалась.

Сириус был чрезвычайно привязан к своей хозяйке. Достаточно ей было сказать слово – и любое приказание выполнялось мгновенно.

Будучи воспитанным животным, он всегда знал свое место, и поэтому наглые выдумки Саймона относительно того, что Сириус якобы гоняет птиц и залезает в курятник, были особенно отвратительны. В этих утверждениях не было ни грана правды.

Вот и теперь – пес с одного слова понял, что собирается делать Диона, и послушно затрусил следом за нею по коридору. Беглецы направились к боковой лестнице, которая должна была вывести их на заднее крыльцо.

Девушка намеренно решила избегать кухни, зная, что в это время – а было около одиннадцати часов – там обычно собираются все слуги, чтобы выпить чаю или пива, и в холле наверняка никого не будет.

Выйдя из дома, Диона торопливо устремилась по задней подъездной аллее туда, где ее не могли бы увидеть из окон.

Эта дорожка привлекла девушку еще и тем, что была гораздо у́же и не так величественна, как чрезвычайно широкая главная аллея, усаженная вековыми дубами.

Диона торопливо шагала по траве, а Сириус бежал чуть впереди, выискивая воображаемых кроликов и послушно возвращаясь к хозяйке, как только она его окликала.

Девушке понадобилось около десяти минут, чтобы достичь задних ворот парка, не таких массивных и красивых, как те, что были у главного входа.

Пожилая пара, которая обитала в привратницкой, не отличалась особым рвением и редко запирала ворота без специального напоминания. Именно на это рассчитывала Диона.

Действительно, поравнявшись с домиком привратника, девушка, как и ожидала, никого не увидела. Она поспешно миновала домик и вышла на пыльную дорогу.

Здесь Диона остановилась в нерешительности. Куда идти – направо или налево? Впрочем, выбора у нее не было, поскольку правая дорога, как ей было известно, вела в деревню.

Девушка уже собралась было повернуть на левую дорогу, прекрасно зная, что ей придется идти довольно долго, прежде чем она увидит хоть какое-нибудь жилье, но в эту минуту из деревни, направляясь в ее сторону, выехала повозка, запряженная упитанной пегой лошадью.

Диона заколебалась. А вдруг в повозке едет кто-нибудь, кого ей не хотелось бы видеть? И тут сердце девушки радостно забилось – в вознице она узнала рассыльного.

Диона прошла по дороге немного вперед – ей хотелось отойти как можно дальше от ворот – и остановилась.

В это время повозка поравнялась с ней, и Диона замахала вознице.

Это был старый Тед, которого в деревне знали все. В его обязанности входило доставлять почтовые посылки, перевозить продукцию фермеров, а иногда и подвозить людей из одной деревни в другую.

Увидев Диону, Тед натянул вожжи и, когда повозка остановилась, вежливо сказал:

– Доброе утро, мисс Диона! Чем я могу вам помочь?

– Пожалуйста, возьмите меня с собой! – быстро проговорила Диона, глядя на Теда умоляющим взглядом.

– А куда вы направляетесь? – поинтересовался тот.

– Я вам все расскажу по дороге, – пообещала девушка и, не теряя времени, взобралась на козлы, села рядом с возницей, успев заметить, что весь задок повозки уставлен ящиками, в которых сидят и вертят головами молодые петушки.

Тед забрал у Дионы узел и положил под скамейку. Тронув вожжи, он обернулся к девушке и сказал:

– Что-то давненько я вас не видел, мисс Диона. А песик-то ваш – ну просто красавец!

Сириус, не ожидая приглашения, тоже оказался в повозке. Диона подвинулась, чтобы дать своему любимцу возможность разместиться со всеми удобствами.

Тележка неторопливо двинулась вперед. Сириус, любопытный, как все собаки, и особенно далматинцы, с интересом вертел головой из стороны в сторону. Диона нежно обняла пса за шею и обратилась к вознице с вопросом:

– А куда вы едете, Тед? Вероятно, далеко…

– Да уж верно, мисс, путь и впрямь неблизкий, – с готовностью откликнулся тот. – Везу вот этих петушков на ферму в поместье его светлости. Хорошо бы за день обернуться!

– В поместье его светлости? – переспросила Диона.

Тед кивнул.

– Ну да, в поместье маркиза Ирчестера, – подтвердил он. – Эти петушки предназначены для той фермы, что расположена рядом с его особняком.

– Маркиз Ирчестер… – задумчиво повторила Диона.

Она, конечно, слышала это имя, но никогда не видела маркиза и считала, что его поместье расположено в соседнем графстве, ближе к Лондону.

Она вспомнила, что отец часто с восхищением говорил о великолепных скаковых лошадях маркиза, а совсем недавно в газете ей попалось сообщение о том, что маркиз выиграл знаменитые скачки, проводимые в Ньюмаркете. Это было то немногое, что Диона знала о нем.

Некоторое время прошло в молчании, а затем девушка спросила:

– Как вы думаете, Тед, есть ли у меня какая-нибудь возможность получить работу на ферме у маркиза?

– Работу, мисс Диона? Да зачем же вам работать, Господи помилуй? – воскликнул удивленный возница.

– Я сбежала от дяди, Тед!

– И вы считаете, что поступили правильно? – поинтересовался Тед и, не давая Дионе вставить слово, укоризненно произнес:

– Не думаю, чтобы ваш отец, будь он жив, одобрил бы этот поступок…

Он помолчал, видимо, что-то вспоминая, а затем добавил:

– Отличным наездником был ваш отец, мисс! Я частенько видел его на скачках и еще когда он приезжал сюда, в Грантли-холл, навестить своего брата. Он сидел в седле как влитой, просто глаз не оторвешь!

– Это правда, – с готовностью подтвердила Диона. – И все же, Тед, я была вынуждена уйти от дяди. Дело в том, что сэр Хереворд приказал пристрелить Сириуса!

Старый Тед удивленно посмотрел на девушку, как будто не веря ее словам, и воскликнул:

– Как же это, мисс? Ваша собачка еще так молода! Нет никакого резона ее убивать…

– Папа подарил мне Сириуса, когда он был еще щенком, – задумчиво сказала Диона, – и я не могу… расстаться с ним! Просто не могу…

– Ну разумеется! – горячо подхватил Тед. – А может быть, кто-нибудь сможет позаботиться о нем вместо вас?

– Нет, это будет еще хуже, – возразила Диона. – Сириус привык ко мне! Он не сможет жить с чужим человеком. А вдруг с ним будут дурно обращаться или неправильно кормить? Я этого не вынесу!

Тон девушки скорее, чем сами слова, убедили старого Теда в ее искренности. Подумав, он сказал:

– Но не можете же вы жить одна, мисс Диона! Почему бы вам не поехать к каким-нибудь другим родственникам? Вы тогда и собачку могли бы взять с собой…

– Я уже думала об этом, – поделилась своими мыслями Диона. – Но боюсь, что дядя Хереворд будет настаивать, чтобы я вернулась к нему, а тогда у меня не останется никакого шанса спасти Сириуса!

Снова наступило молчание. Тед пытался осмыслить услышанное, наконец он поинтересовался:

– И что же вы собираетесь делать, мисс Диона?

– Я могла бы работать на ферме.

– Но вы же ничего не понимаете в коровах! – справедливо заметил Тед.

– Не страшно! Я научусь…

Воцарилось долгое молчание, прерываемое лишь мерным постукиванием копыт пегой лошадки. Этой дорогой Тед ездил уже много лет, и в любую погоду можно было с уверенностью сказать, что свой груз он доставит куда нужно и в срок.

Диона очнулась от задумчивости и заговорила с жаром:

– Пусть я ничего не смыслю в коровах, здесь вы совершенно правы, но зато я хорошо разбираюсь в лошадях и, конечно, в собаках!

– Вообще-то у его светлости много породистых собак, – заметил Тед. – По большей части спаниели. Он с ними охотится.

Диона обернулась, с надеждой глядя на старого возницу.

– Может быть, ему нужен человек, чтобы ухаживать за его собаками?

– Да у него уже есть псари…

– Почему бы ему не взять еще и… псарницу? – робко предположила Диона.

– Как так? Сроду не слыхал, чтобы женщины занимались таким делом!

– И все же на свете существует много занятий, для которых женщина пригодна отнюдь не хуже мужчины! – в запальчивости продолжала настаивать Диона. – Я могла бы ухаживать за щенками или за взрослыми собаками, когда они заболеют, могла бы дрессировать их, могла бы… Да мало ли найдется дела на псарне! Я уверена, что псы слушались бы меня ничуть не меньше, чем псарей-мужчин!

Снова наступила пауза. Наконец, собравшись с духом и тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть свою спутницу, Тед задумчиво заметил:

– Вот я все пытаюсь вспомнить… Многие господа держат и лошадей, и собак, но ни разу в жизни я не видел, чтобы за ними ухаживала женщина…

– Не вижу причины, по которой эти господа не наняли бы женщину, коли она их попросит, – наставительно произнесла Диона. – Работают ведь на фермах доярки. Почему же женщинам не быть псарницами и конюхами?

Тед переложил вожжи в одну руку, а другой в задумчивости поскреб затылок.

– Теперь, когда вы спросили меня, мисс, я и сам вижу, что вроде бы никакой причины нет, – как будто сам удивляясь этому обстоятельству, с расстановкой сказал он. – Но пока таких женщин что-то не видно… По крайней мере, мне они не встречались!

– И все же я могу попытаться уговорить кого-нибудь взять меня на работу, – бодрым тоном произнесла Диона, начиная, однако, терять надежду на благополучный исход дела – уж очень расстроила ее реакция Теда. – А если мне откажут… Тогда, может быть, вы помогли бы придумать, чем еще я могла бы заняться. А, Тед?

Она намеренно решила подольститься к старому вознице. Диона понимала, как ей повезло, что она встретила Теда, который может отвезти ее так далеко от Грантли-холла.

Вот только как втолковать этому упрямому старику, что назад она не вернется?..

Как будто угадав ее мысли, Тед наставительно заметил:

– Послушайтесь доброго совета, мисс Диона, возвращайтесь-ка к дяде и попробуйте уговорить его оставить вашу собачку в покое. Ну куда вы бежите? Только беду на себя накличете, вот и все…

– Если вы имеете в виду разбойников и воров, – возразила Диона, – то уверяю вас, Сириус сумеет меня защитить!

– Есть вещи и пострашнее воров…

– Какие же?

На это Теду было нечего возразить. Немного помолчав, он сказал:

– Это, конечно, очень приятно, что вы едете со мной, мисс Диона, только, сдается мне, неправильно я поступаю, что увожу вас так далеко от дома!

– Иначе мне пришлось бы идти пешком. Я ведь уже сказала, что сбежала из Грантли-холла и не намерена возвращаться назад!

Тед снова погрузился в молчание. Так прошло еще некоторое время. Диона уже начала чувствовать голод – завтракала она давно и не очень плотно, – как вдруг Тед сказал:

– Я собирался остановиться у «Зеленого человечка» в Литл-Пондерс-Энд, чтобы немного перекусить, но, если вы боитесь, что вас могут заметить и узнать, мы можем ехать дальше без остановки.

– Я тоже проголодалась, – призналась девушка. – А поскольку я была в Литл-Пондерс-Энд всего один раз, да и то довольно давно – мы охотились там с отцом, – то не думаю, чтобы хозяин узнал меня.

Она помолчала, а потом продолжила:

– Может, мне снять шляпку и вместо нее повязать платок? Тогда, если спросят, вы могли бы сказать, что я – деревенская девушка, которая попросила ее подвезти.

– Хорошая идея, мисс Диона, – одобрительно заметил Тед. – И вот еще что… Вы останетесь на улице, а я сам принесу вам сыра и хлеба. Хозяин трактира вряд ли станет вами интересоваться. Он вообще нелюбопытен, к тому же стар и плохо видит.

Впереди уже показались коттеджи Литл-Пондерс-Энд. Диона развязала ленты, сняла шляпку и спрятала ее под скамейку.

Порывшись в своем узелке, она достала шарф.

К сожалению, Диона не смогла взять с собой теплое пальто – оно было слишком тяжелым, поэтому зимой ее единственной защитой станет шаль, в которую сейчас были завернуты ее вещи. Вряд ли девушке удастся купить себе что-нибудь новое из одежды…

Но пока до зимы было далеко, и в шали Диона не нуждалась. А шарфик, который она достала из узелка, был бледно-голубого цвета и, хотя выглядел весьма мило, не производил впечатление дорогого.

Повязав его на голову, Диона надеялась, что теперь она стала похожа на простую деревенскую девушку.

В деревне было пустынно, лишь два старых ослика паслись на лугу да в пруду плескались утки.

Пегая лошадка тут же принялась щипать траву, так что Теду даже не понадобилось привязывать ее. Вдвоем с Дионой они направились в сторону «Зеленого человечка».

Неподалеку от трактира, на зеленой полянке, располагалась деревянная скамейка. На ней вечером собирались пожилые жители деревни, чтобы обменяться новостями и посудачить.

Сейчас, днем, скамейка пустовала. Диона села, а Тед направился в трактир.

Вскоре он вернулся с двумя тарелками в руках. На одной лежали несколько толстых ломтей сыра, а на другой – кусок деревенского хлеба.

Положив на хлеб кусок сыра, Диона принялась с аппетитом есть. Хлеб был еще теплым, видно, его только что вынули из печи. Никогда раньше ей не приходилось есть ничего вкуснее этой простой деревенской еды.

Тед снова сходил в трактир и вскоре вернулся с двумя оловянными кружками. В одной был сидр для Дионы, а в другой – эль для него.

Понимая, что не стоит слишком задерживаться возле «Зеленого человечка», чтобы не привлекать к себе внимание, путешественники постарались быстрее покончить с едой.

Пока Тед расплачивался, Диона вернулась к повозке и забралась на сиденье.

Сириус в ту же минуту прыгнул и улегся рядом с хозяйкой. Они были готовы отправиться в дальнейший путь, не хватало лишь возницы.

Вскоре возвратился Тед. Повозка двинулась дальше, и Диона спросила возницу:

– Сколько я вам должна, Тед?

– Вы моя гостья, мисс Диона, – ответил тот. – А деньги вам самой пригодятся, раз вы сбежали от дяди.

– Но я не могу позволить вам платить за меня! – энергично запротестовала Диона.

– Отдадите, когда разбогатеете, – отшутился старик, – чего я вам от души желаю!

– Мне самой бы этого хотелось, – с грустью заметила Диона.

Повозка покатила дальше, а девушка принялась размышлять о том, что ждет ее впереди. Как страшно оказаться одной в этом огромном мире! И неоткуда ждать помощи…

И все же, мысленно уверяла себя Диона, лучше неизвестность, чем жизнь в Грантли-холле. Подумать только – Хейвуд, управляющий сэра Хереворда, угрюмый и неприветливый мужчина, которого она сразу невзлюбила, может убить ее Сириуса!

А ведь без Сириуса – в этом Диона была твердо уверена – она останется совсем одна на свете. Этот пес – ее единственный друг.

«Какие бы меня ни ожидали впереди трудности, – решила Диона, – мы с Сириусом будем вместе! Да и папа о нас позаботится. Там, на небе, он наверняка знает, как мне тяжело, и не оставит свою дочку!..»

Если существовало на свете что-то, что ее отец ненавидел всей душой, так это жестокое обращение с животными. Когда приходилось забивать слишком старую или больную лошадь, Гарри Грантли невыносимо страдал.

Вот почему Диона была уверена, что ее отец был бы возмущен, узнай он, как бесчеловечно намерен поступить его брат с Сириусом.

«Папа поможет мне! Он обо мне позаботится», – с надеждой повторяла про себя Диона.

И все же, удаляясь от Грантли-холла, девушка чувствовала, что ее охватывает небывалая робость.

Впервые с той минуты, как мысль о побеге пришла ей в голову, Диона задумалась над тем, как мало она знает жизнь.

Стараниями матери девушка получила очень хорошее образование. Ее наставниками были не только опытная гувернантка, жившая в деревне неподалеку от их дома, но и викарий, весьма ученый человек, знаток классической филологии.

Он многому научил Диону и, поскольку не имел собственных детей, привязался к девушке, как к родной.

Диона искренне отвечала ему взаимностью. Он заменил ей дедушку, которого у нее никогда не было.

«Если бы викарий был жив, – с грустью подумала девушка, – он наверняка помог бы ей…»

Но тут ей пришло в голову, что, даже если бы он согласился приютить ее у себя, дядя Хереворд, будучи опекуном девушки, наверняка воспротивился бы этому и не позволил ей покинуть Грантли-холл.

«Этим я только навлеку беду на людей», – в отчаянии сказала себе Диона.

Она подумала о наставнице-гувернантке, которая теперь уже совсем состарилась, и об учителе, который преподавал в местной деревенской школе.

Этот образованный человек, обремененный большой семьей, в свое время давал Дионе уроки арифметики, алгебры и геометрии.

– Ну зачем мне заниматься такими скучными вещами, мама? – как-то пожаловалась матери Диона.

– Они разовьют твой ум, дорогая, – мягко заметила миссис Грантли. – Я хочу, чтобы ты получила хорошее образование. Тогда, чтобы ни случилось в жизни, ты будешь чувствовать себя гораздо увереннее.

Диона, которая тогда была маленькой девочкой, не поняла, что имела в виду ее мать.

Однако у миссис Грантли были все основания придавать такое значение достойному образованию – ее отец, занимавший важный пост в министерстве иностранных дел, всегда уделял этому пристальное внимание. И теперь, занимаясь воспитанием собственного ребенка, мать Дионы старалась дать ей образование, больше подходящее мальчику, чем девочке.

Незадолго до смерти у миссис Грантли состоялся обстоятельный разговор с дочерью. Теперь Диона – ей в ту пору было восемнадцать лет – уже и сама понимала, что ученье – важная часть жизни.

– Ты знаешь, дорогая, я всю жизнь мечтала подарить твоему отцу сына, – призналась Дионе мать, – но ты, родившись девочкой, благодаря своей образованности сумела стать для него достойным собеседником. Вы отлично понимали друг друга! Мне доставляло большое удовольствие наблюдать за вашими беседами…

Заметив, как разочарованно вытянулось лицо дочери, миссис Грантли поспешила добавить:

– Папа очень любил тебя и гордился тем, что ты такая милая и хорошенькая. Но красота – это еще не все. Умный мужчина предпочитает видеть рядом с собой умную женщину. Разговоры с нею обогащают его новыми идеями и приносят большую радость. К сожалению, многие жены склонны забывать об этом…

Миссис Грантли произнесла эти слова задумчивым тоном, словно рассуждала сама с собой. Диона, поцеловав мать, заметила:

– Я всегда хотела, чтобы папа гордился мной. Ты знаешь, мамочка, как я любила разговаривать с ним! Но только теперь поняла, что я способна на равных беседовать с мужчиной потому, что ты дала мне прекрасное образование. А ведь многие предметы – подумать только! – я, глупая девчонка, считала тогда скучными…

– Когда-нибудь все это тебе пригодится, – пророчески заметила миссис Грантли. – Как любил повторять мой отец: «Неизвестно, что в жизни может понадобиться. Надо только помнить, что истинные ценности никогда не утратят своей значимости».

Неискушенная Диона каким-то шестым чувством угадала, что мать имеет в виду ценности не только материальные, и сказала, что думала:

– Как я тебя понимаю, мамочка! Ведь в душе каждого человека содержатся бесценные сокровища, которые никто не сможет у него отнять!

Миссис Грантли рассмеялась:

– Совершенно верно, дорогая! Вот и в твоей прелестной головке масса таких сокровищ, и в один прекрасный день ты поймешь их истинную цену. По крайней мере я искренне надеюсь на это…

Вспоминая сейчас этот разговор, Диона с сожалением подумала о том, что, если станет работницей на ферме или, скажем, псарницей, вряд ли сокровища, о которых говорила мать, понадобятся ей.

«Будь я постарше, – продолжала рассуждать девушка, – я могла бы напроситься на место хранителя в какой-нибудь солидной библиотеке. Но кто же наймет хранителя с собакой?»

От этой мысли Дионе стало смешно, и она невольно засмеялась вслух. Взглянув на девушку, старый Тед ласково сказал:

– Как приятно слышать ваш смех, мисс Диона! Ну вылитый отец… Тот тоже, бывало, все смеялся. Никакая печаль его не брала!

– Что верно, то верно, – согласилась Диона. – А поскольку печалей у меня хватает, будем надеяться, что я смогу разогнать их хотя бы смехом!

– От души вам этого желаю! – сочувственно отозвался старый возница.

От унылого тона, которым были произнесены эти слова, Диона почувствовала, как мужество стремительно покидает ее.

Пегая лошадка с повозкой начала медленно взбираться на крутой уступ. Когда они достигли вершины, Диона взглянула налево и увидела внушительных размеров здание на фоне ясного неба.

Сейчас, при ярком свете полуденного солнца, замок выглядел весьма импозантно. Как бы венчая это великолепие, на крыше его гордо реял флаг. Диона не могла удержаться от восклицания:

– Как чудесно! Чей это дом?

– Это замок его светлости, – с готовностью объяснил ей Тед. – А ферма, о которой я вам говорил, находится дальше в долине. Именно туда мы сейчас и направимся!

Диона на секунду задумалась, пораженная неожиданной мыслью. И вдруг решительно изрекла:

– Нет, Тед, я пойду прямо в замок. Я знаю, там мне сумеют помочь!