"Константин Смирнов "Самосожжение Гоголя" - результат врачебной ошибки" (ЧиП N 11/95)" - читать интересную книгу автора

и укладывалось в комоды невидимыми духами... Кроме многочисленной прислуги
дома, служил ему, в его комнатах, собственный его человек из Малороссии
именем Семен, парень очень молодой, смирный и чрезвычайно преданный своему
барину. Тишина во флигеле была необыкновенная. Гоголь либо ходил по комнате
из угла в угол, либо сидел и писал, катая шарики из белого хлеба, про
которые говорил друзьям, что они помогают разрешению самых сложных и
трудных задач". В этом-то доме на Никитском бульваре и разыгралась
заключительная драма Гоголя.
26 января 1852 года неожиданно скончалась жена гоголевского друга,
известного славянофила Хомякова. Кончина Екатерины Михайловны, которую
Гоголь очень любил и считал достойнейшей из женщин, встреченных им в жизни,
потрясла писателя. "На меня нашел страх смерти",- сказал он своему
духовнику. И с этого момента буквально каждый день начал приближать Гоголя
к смерти.
В среду 30 января после заказанной им панихиды по Екатерине Михайловне в
церкви Симеона Столпника, что на Поварской, он зашел к Аксаковым, где между
прочим сказал, что после панихиды ему стало легче, но его страшит минута
смерти. 1 и 3 февраля он снова заходил к Аксаковым, жаловался на усталость
от чтения корректур готовившегося к печати собрания его сочинений. А уже в
понедельник 4 февраля его охватывает упадок сил: зашедшему к нему С.
Шевыреву он заявил, что ему теперь не до корректур, ибо он дурно себя
чувствует и решил попоститься и поговеть. На следующий день 5 февраля тому
же Шевыреву Гоголь жаловался на "расстройство желудка и на слишком сильное
действие лекарства, которое ему дали". Вечером этого дня он проводил на
вокзал известного тогдашнего проповедника протоиерея Матфея
Константиновского. который сурово корил писателя за греховность и требовал
от него неукоснительного соблюдения поста. Суровая проповедь возымела
действие: Николай Васильевич бросил литературную работу, стал мало есть,
хотя не потерял аппетита и страдал от лишения пищи, молился по ночам, стал
мало спать.
В ночь с пятницы на субботу (8-9 февраля) после очередного бдения он,
изнеможенный, задремал на диване и вдруг увидел себя мертвым и слышал
какие-то таинственные голоса. Наутро он вызвал приходского священника,
желая собороваться, но тот уговорил его повременить.
В понедельник 11 февраля Гоголь изнемог до такой степени, что не мог
ходить и слег в постель. Приезжавших к нему друзей принимал неохотно, мало
говорил, дремал. Но еще нашел в себе сил отстоять службу в домовой церкви
графа Толстого. В 3 часа ночи с 11 на 12 февраля он после горячей молитвы
призвал к себе Семена, велел ему подняться на второй этаж, открыть печные
задвижки и принести из шкафа портфель. Вынув из него связку тетрадей,
Гоголь положил их в камин и зажег свечой. Семен на коленях умолял его не
жечь рукописи, но писатель остановил его: "Не твое дело! Молись!" Сидя на
стуле перед огнем, он дождался, когда все сгорело, встал, перекрестился,
поцеловал Семена, вернулся в свою комнату, лег на диван и заплакал.
"Вот, что я сделал! - сказал он наутро Толстому.- Хотел было сжечь
некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег всё. Как лукавый силен -
вот он к чему меня подвинул! А я было там много дельного уяснил и
изложил... Думал разослать друзьям на память по тетрадке: пусть бы делали,
что хотели. Теперь все пропало".