"Жак-Ив Кусто. В мире безмолвия" - читать интересную книгу автора

самом деле, только без крыльев. (После первого "полета" с аквалангом я уже
больше никогда не летал во сне.) Я представил на своем месте
передвигающегося с большим трудом водолаза с его громоздкими калошами,
привязанного к длинной кишке и облаченного в медный колпак. Мне не раз
приходилось наблюдать, как напрягается водолаз, чтобы сделать шаг: калека в
чужой стране. Отныне мы сможем проплывать милю за милей над неизведанным
миром, свободные и ничем не связанные, чувствуя себя как рыба в воде.
Я совершал всевозможные маневры: петлял, кувыркался, крутил сальто. Вот
я стал вверх ногами, опираясь на один палец, и расхохотался сам. Странно
прозвучал этот смех под водой. И что бы я ни выдумывал, воздух поступал
ровно и бесперебойно. Я парил в пространстве, словно перестал существовать
закон тяготения. Совершенно не двигая руками, я мог развивать скорость до
двух узлов. Вот я поднимаюсь вертикально вверх, обгоняя собственные пузыри,
а вот опять спускаюсь на глубину шестидесяти футов. Мы часто бывали на этой
глубине и без дыхательных аппаратов, однако не знали, что ожидает нас ниже
этого рубежа. Каких глубин сможем мы достичь с помощью чудесного аппарата?
Прошло уже пятнадцать минут с тех пор, как я покинул берег маленького
залива. Регулятор продолжал неутомимо шепелявить что-то; запас воздуха
позволял мне оставаться под водой около часа. Я решил не подниматься, пока
не замерзну. Меня привлекали расщелины, которые до сих пор дразнили нас
своей недоступностью. Я проник в темный тесный тоннель, задевая грудью дно;
воздушные баллоны стукались с легким звоном о свод. В подобных случаях
человек находится во власти двойственного чувства. С одной стороны, его
манит к себе загадка, с другой стороны, он помнит о том, что наделен здравым
смыслом, который способен сохранить ему жизнь, если только им не
пренебрегать. Меня прижимало к своду тоннеля: израсходовав треть запасенного
воздуха, я несколько потерял в весе. Разум подсказал мне, что подобное
безрассудство может привести к повреждению соединительных трубок. Я повернул
и поплыл на спине обратно. Весь свод грота был усеян омарами на тонких
ножках, напоминавшими огромных мух. Их головы и усы были обращены в сторону
входа. Я старался дышать осторожно, чтобы не задеть их грудью.
...Там, наверху, - живущая впроголодь оккупированная Франция. Я подумал
о сотнях калорий, которые ныряльщик теряет в воде; облюбовал себе пару
омаров в фунт весом и осторожно снял их со свода, стараясь не задеть
колючки. Затем я выбрался из грота и направился со своей добычей к
поверхности.
Неотступно следившая за моими пузырями Симона нырнула мне навстречу. Я
вручил ей омаров и отправился за новой порцией, а она вернулась на
поверхность. Симона вынырнула около скалы, на которой сидел, уставившись на
поплавок своей удочки, оцепеневший провансалец. Он увидел, как из воды
появилась светловолосая женщина, держа в каждой руке по извивающемуся омару.
Она положила их на скалу и обратилась к нему: "Будьте добры, постерегите их
для меня". Рыболов выронил из рук удочку.
Симона ныряла еще пять раз, принимая от меня омаров и складывая их на
утес. Рыболов не мог видеть меня. Наконец Симона подплыла к нему за своим
уловом.
-Прошу вас, оставьте одного себе, мсье. Их очень легко собирать, нужно
только делать, как я.
Тайе и Дюма дотошно расспрашивали меня обо всех подробностях, уплетая
мою добычу. Мы строили бесчисленные планы применения акваланга. Тайе