"Джозеф Максвелл Кутзее. В сердце страны" - читать интересную книгу автора

ровным ритмом цивилизации. Однажды какой-нибудь ученый, пока еще не
родившийся, сделает открытие: часы - это механизм, который обуздал хаос
диких дебрей. Но узнает ли он о безысходности часа сиесты, который бьют
часы, - сиесты, когда дочери колоний лежат с закрытыми глазами, считая? В
стране полно меланхоличных старых дев, подобных мне, потерянных для истории,
влачащих свои дни в родовых имениях, - они наводят блеск на медную посуду и
готовят впрок варенье. Когда мы были маленькими, за нами волочились наши
властные отцы, и мы стали ожесточенными весталками, испорченными на всю
жизнь. Изнасилованное детство - кто-то должен найти зерно истины в этой
фантазии.
10. Я живу, я страдаю, я здесь. Используя в случае необходимости
хитрость и вероломство, я борюсь, чтобы не стать одной из тех, кто позабыт
историей. Я-старая дева с запертым дневником, но я и нечто большее. Я -
неспокойная совесть, но и это еще не всё. Когда весь свет погашен, я
улыбаюсь в темноте. Мои зубы блестят, хотя никто бы в это не поверил.
11. Она подходит ко мне сзади - до меня доносится благоухание
апельсинового цветения и запах возбужденного самца - и берет меня за плечи:
- Я не хочу, чтобы ты сердилась. Я понимаю, что ты чувствуешь себя
несчастной и обеспокоенной, но для этого нет причин. Мне бы хотелось, чтобы
все мы были счастливы вместе. Я сделаю что угодно - действительно все, что
угодно, - чтобы так и было. Ты мне веришь?
Я заглядываю в дымоход; мой нос распухает и краснеет.
- Я хочу сделать наш дом счастливым, - говорит она нараспев, кружась,
- мы трое вместе. Мне хочется, чтобы ты считала меня сестрой, а не
врагом.
Я смотрю на полные губы этой насытившейся женщины.
12. Было время, когда я воображала, что если буду говорить достаточно
долго, то мне откроется, что это значит - быть сердитой старой девой в самом
сердце ничего. Но хотя я обнюхиваю каждый эпизод, как собака свою кучку, я
не нахожу того перехода в "как бы", который отмечает начало истинной двойной
жизни. Мучительно пытаясь найти слова, которые перенесут меня в страну мифа
и героя, я остаюсь в скучной летней жаре все той же непрезентабельной и
неспособной выйти за свои пределы. Чего мне не хватает? Я плачу и скрежещу
зубами. Страсти? Зримого образа второго существования, достаточно
страстного, чтобы перенести меня из заземленности в двойственность смысла?
Разве я не дрожу каждой клеточкой от страстного раздражения? Или дело в том,
что моей страсти не хватает воли? Может быть, я хоть и разозленная, но, в
конце концов, всего лишь самодовольная старая дева с фермы, заключенная в
объятия своей ярости? Действительно ли я желаю выйти за свои пределы?
История моей ярости и ее зловещее продолжение: собираюсь ли я усесться в эту
лодку и закрыть глаза, и меня повлечет вниз по течению, через речные пороги,
вместе с пенящимся потоком - и я очнусь, освеженная, в тихом устье? И
принесет ли это мне освобождение - ведь без освобождения какой смысл в моей
истории? Вызывает ли моя судьба старой девы острое негодование в моей душе?
Кто стоит за моим притеснением? Ты и ты, говорю я, скорчившись в золе и
указуя разящим перстом на отца и мачеху. Но почему же я не сбежала от них?
Пока существует другое место, где я могу жить, на меня тоже указуют персты -
небесные персты. А быть может, мне, до тех пор не ведавшей, но теперь, увы,
догадавшейся, уготована более замысловатая судьба: меня распнут вниз головой
в знак предостережения тем, кто любит свой гнев и лишен способности узреть