"Алоис Цвайгер, Хельмут Нойенбуш. Кровавое безумие Восточного фронта (Воспоминания пехотинца и артиллериста Вермахта) " - читать интересную книгу автора

Мы с моим товарищем по фамилии Кляйн неделю спустя снова вернулись
туда, где стояли на постое. Вахмистр Шмидт заявил: "Оба можете собираться в
отпуск домой". Слов нет, как мы обрадовались. Это было 22 октября 1943 года.
На следующий день от Шписа (нашего командира роты) мы получили на руки
отпускные свидетельства. Какой-то русский из местных отвез нас на телеге,
запряженной двумя лошадками, к рокадному шоссе, находившемуся за 20
километров от нашей деревни. Мы дали ему сигарет, а потом он уехал обратно.
На шоссе мы сели в грузовик и на нем добрались до Житомира, а оттуда уже
поездом доехали до Ковеля, то есть почти до польской границы. Там явились на
фронтовой распределительный пункт. Прошли санитарную обработку - в первую
очередь надо было изгнать вшей. А потом с нетерпением стали дожидаться
отъезда на родину. У меня было ощущение, что я чудом выбрался из ада и
теперь направлялся прямиком в рай.

Отпуск
27 октября я добрался домой в родной Гросраминг, отпуск мой был по 19
ноября 1943 года. От вокзала и до Родельсбаха пришлось топать пешком
несколько километров. По дороге мне попалась колонна заключенных из
концлагеря, возвращавшихся с работ. Вид у них был очень понурый. Замедлив
шаг, я сунул им несколько сигарет. Конвоир, наблюдавший эту картину, тут же
накинулся на меня: "Могу устроить, что и ты сейчас с ними зашагаешь!"
Взбешенный его фразой я бросил в ответ: "А ты вместо меня зашагаешь в Россию
недельки на две!" В тот момент я просто не понимал, что играю с огнем, -
конфликт с эсэсовцем мог обернуться серьезными неприятностями. Но все на том
и кончилось. Мои домашние были счастливы, что я живой и здоровый вернулся на
побывку. Мой старший брат Берт служил в 100-й егерской дивизии где-то в
районе Сталинграда. Последнее письмо от него было датировано 1 - м января
1943 года. После всего виденного на фронте я сильно сомневался, что и ему
может повезти так, как мне. Но именно на это мы и надеялись. Разумеется, мои
родители и сестры очень хотели знать, как мне служится. Но я предпочитал не
вдаваться в детали - как говорится, меньше знают, крепче спят. Они и так за
меня достаточно тревожатся. К тому же то, что мне выпало пережить, простым
человеческим языком просто не описать. Так что я старался свести все к
пустякам.
В нашем довольно скромном домике (мы занимали небольшой, сложенный из
камня дом, принадлежавший лесничеству) я чувствовал себя как в раю - ни
штурмовиков на бреющем, ни грохота стрельбы, ни бегства от преследующего
врага. Птички щебечут, журчит ручей.
Я снова дома в нашей безмятежной долине Родельсбах. Как было бы
здорово, если бы время сейчас замерло.
Работы было хоть отбавляй - заготовка дров на зиму, например, да и
многое другое. Тут я оказался как нельзя кстати. Встретиться с моими
товарищами не пришлось - все они были на войне, им тоже приходилось думать о
том, как выжить. Многие из нашего Гросраминга погибли, и это было заметно по
скорбным лицам на улицах.
Дни проходили, медленно приближался конец моей побывки. Я был бессилен
что-либо изменить, покончить с этим безумием.

Возвращение на фронт
19 ноября я с тяжелым сердцем прощался со своими домашними. А потом сел