"Алоис Цвайгер, Хельмут Нойенбуш. Кровавое безумие Восточного фронта (Воспоминания пехотинца и артиллериста Вермахта) " - читать интересную книгу автора

должны были передать их русским. Мне показалось, что эти люди были обречены
на гибель. Да и вообще, что это значит? Ведь даже если тебя тяжелораненого
немедленно отправить в госпиталь, шансы выжить так и так мизерные. И вот
этих несчастных обрекали на медленную и мучительную смерть. Сегодня,
разумеется, трудно представить себе нечто подобное.
По левую сторону дороги я заметил два вполне исправных штурмовых орудия
из подразделения СС. Это отчего-то прибавило мне уверенности. Может,
все-таки удастся выскочить, мелькнула у меня тогда мысль.
Все началось 16 февраля. День тот тянулся невыносимо. Мы понимали, что
для многих он станет последним. Подготовка шла полным ходом. Наконец
стемнело. В 22 часа мы были готовы выступить. Предстояло с боем прорываться
через линию обороны русских. Перед этим нам было приказано вести себя тихо,
ни в коем случае не курить и вообще как можно дольше оставаться
незамеченными. Но русские - не дураки, они отлично понимали, в чем дело. Мы
ведь не один день проторчали в кольце окружения, за нами наблюдали, нас не
раз атаковали, и потом - как это 50 ООО человек, пусть даже с легким
вооружением, можно незаметно протащить через оборонительные позиции
неприятеля?
Колонны тронулись. И для меня и моей запряженной лошадьми повозки
началась смертельная игра. Над нами то и дело свистели снаряды,
разрывавшиеся где-то в хвосте колонны и уносившие жизни солдат. Путь дивизии
проходил через село Звенигородка. Вот там был самый настоящий ад. Узкие
улицы подвергались обстрелу русских, проехать было совершенно невозможно.
Повсюду были разбросаны обломки орудий, тут и там торчали разрушенные стены
хат. И разрывы снарядов, разрывы, разрывы... Саперы пытались привести в
порядок поврежденный мост, который нашей колонне предстояло миновать. Но
огонь врага становился интенсивнее, снаряды ложились все гуще, в воздухе
свистели раскаленные осколки стали, кроившие людей на куски. Взрывающиеся
грузовики, крики, призывы о помощи - одним словом, паника, хаос. Продвижение
застопорилось. Я со своей кухней пока что оставался целехонек и медленно, но
упорно продвигался дальше, время от времени пережидая обстрел за чудом
сохранившейся стеной. Единственным спасением было продвигаться вперед и
только вперед.
Не понимаю, как мне это удалось, но я все же сумел выбраться из этой
деревни, которую снаряды едва ли не сровняли с землей.
Мы выехали в поле - повсюду, куда ни глянь, перепаханные поля, луга и
грязь, жуткая, промерзшая грязь. Не видно ни зги, на небе ни звездочки,
ледяной ветер, вскоре перешедший в снежный буран. По-прежнему гремели
разрывы снарядов. Но я, ни о чем не думая, продвигался вперед. Можно без
всякого преувеличения сказать, что все мы в ту ночь совершили экскурсию в
преисподнюю.
Небо постепенно светлело. В отдалении я различил небольшой подъем, а на
нем, к своему ужасу, поджидавшие нас русские танки. Стало быть, нашей 3-й
танковой дивизии не удалось прорвать кольцо окружения снаружи, в чем нас
наперебой уверяли.
Внезапно танки открыли по нам ужасающий огонь. Вокруг чистое поле,
укрыться негде совершенно. И снова кошмарные сцены. Солдаты, побросав все,
что мешало, бросились вперед. Бросали все, даже повозки с ранеными - им
наверняка было суждено оказаться под гусеницами русских танков. В этом
бедламе каждый думал только о себе, ни о какой взаимовыручке и речи не было.