"Владимир Даль. Хмель, сон и явь " - читать интересную книгу автора

знакомым голосом и подозревавший что-то недоброе, не спускал с глаз своего
попутчика и успел уклониться несколько от взмаха цепа, так что удар пришелся
только в грядку саней и частию но ляжке. В один миг Степан выхватил цеп из
рук убийцы, взмахнул и ударил его самого изо всей силы в самое темя; тот
свалился в сани и уже не вставал. Лошади сбили между тем одна другую к краю
дороги и остановились, упершись головами в сосну.
Степан перекрестился, слез с саней, оглянулся кругом - все тихо и
пусто; подошел к недругу своему, посмотрел ему в лицо - он, он и есть.
Черноморец, хозяин постоялого двора! Итак, отпустив плотника из дому и
опасаясь, может быть, что он слышал ночной разговор и донесет теперь о злом
умысле хозяина, этот решился нагнать его дорогой, хотел заставить своротить,
чтобы отвлечь внимание его от себя, и наездом думал сбить его ударом цепа и
обобрать. Судьба посудила иначе; хозяин лежал убитый перед плотником, а
этот, радуясь своему спасению, не знал, куда, однако же, со страху деваться:
он убил человека, будет сидеть в остроге, судиться - словом, пропадет.
Подумав немного, Степан, опасаясь всех страшных последствий, решился
скрыть и утаить этот случай. Он нашел в стороне от дороги порядочный овраг,
заваленный снегом и хворостом. Очистив одно место, он свалил туда убитого,
прикрыл его опять хворостом и снегом, а лошадь оборотил назад и пустил по
дороге домой. Затем Степан сам сел и поехал.
Ночь, темно, холодно, пусто и глухо. Задумался Степан наш и рассудил
наконец, что всему-де этому виновата проклятая чарка. "Она меня было
замертво спать уложила, и кабы не сон, кабы не приснился мне грозный дед,
так, видно, и не вставать бы мне с лавки. Ох, чуть ли не правду он говорил
мне, что наживу я горе неизбывное, - чуть ли это не оно и приспело. Не стану
пить; вот, ей-богу, господь видит, не стану", - снял шапку и перекрестился,
на небо глядя, и заплакал.
Приехал Степан в господскую деревню, куда его послали, принял, что
следовало, переночевал, накормил лошадь и пустился опять назад. Страшно
как-то было ему подъезжать к селу, где свершилось над ним прошлою ночью
столько недоброго; сердце стучало, и Степан наш робко оглядывался. Время
опять было под вечер; улицы на селе тихи, почти пусты, кой-где баба с
ведрами, мальчишка в братнем тулупишке, в отцовской шапке; огонек кой-где
уже светится в окна - словом, все мирно, тихо, приветливо. Стали мучить
Степана и страх и любопытство; дай-де узнаю, что теперь делается в доме
моего Черноморца. Подъезжает - и тут все тихо, огонек виден в окно, вороты
заперты. Степан подумал - да и стукнул кнутовищем в ставень.
- Что надо?
- Покормить лошаденку, пустите.
Хозяйка отворила волоковое окно * и высунула голову:
______________
* Волоковое окно - маленькое оконце, в которое также выволакивает дым
в курных избах.

- Нет, господь с вами, проситесь к другим, нельзя.
- Что так? Ведь вы ж, бывало, пускаете?
- Пускаем, да теперь нельзя, хозяина нет дома, без себя пускать не
велит; да это ты, Степан! Я было тебя и не узнала! Нет, кормилец, без
хозяина пустить не смею, собачиться будет, ей-богу; ступай вон наискосок, к
Федулову, там пустят, и сенцо у них свое, хорошее.