"Владимир Даль. Сказка о бедном Кузе Бесталанной Голове и о переметчике Будунтае " - читать интересную книгу автора

с ним не отдавай, а сыми да неси домой, так и он дома будет". Колдун махнул
рукой и пропал, словно сквозь землю провалился; а лошади оборотились в
людей: вороной жеребчик - в Кузю бесталанного, рыжая кобыла - в шальную
Мотрю, а чалый мерин - никак в тебя, Терешка!
Старик пришел с сыном домой, дождался торгового дня; Кузя оборотился
конем, отец повел его на базар, продал, накупил сладкого и горького,
квашеного и соленого - а он, вишь, держался русской поговорки: пей кисло, да
ешь солоно, так и на том свете не сгниешь. Накупивши всего, чтобы было чем
полакомить и старуху свою, пошел домой, а Кузя, его сын бесталанный, дорогою
его нагнал, и они опять оба вместе, рассмеявшись да порадовавшись, как ни в
чем не бывало воротились домой.
А ушел наш Кузя от нового хозяина своего вот каким делом: ржевский
мещанин, барышник, приехавший в нашу сторону закупать лошадей, чтобы там
гнать их на Лебедянскую ярмарку, сторговал и купил у старика гусляра
каракового коня, четырех лет, трех с половиною вершков *, без тавра и без
отметин, поспорил было с хозяином за то, что этот, поупрямившись, не хотел
передать ему, как водится, повод новокупки из полы в полу, а с коня, не по
обычаю, снял недоуздок, - известно, что корова покупается с подойником, а
конь с недоуздком, - наконец однако же, чтобы не упустить сходной покупки,
на все согласился и заплатил гусляру деньги. Не успел этот отойти, а
ржевский барышник оглянуться на бойкую, голосистую торговку, с которой тем
часом молодой калмыцкий жеребчик стянул зубами головной платок, как народ,
обступив нашего коновала и барышника, стал хохотать и указывать на него
пальцами. Ржевский мещанин оглянулся назад - у него в поводу не конь, а
человек. Что тут было шуму, крику, брани, божбы и смеху - весь базар
расходился; казаки отняли у рыжего коновала бедного Кузю; этого отпустили, а
того прозвали полоумным. Хотел он было идти просить - да к кому пойдешь и на
кого? Но это, слышь, не все, а была еще потеха вот какая: крымский цыган,
подкочевавший на базар с походною кузницею и увидевший, что приключилось со
ржевским коновалом, рассудил, что Кузькино ремесло не плохой хлеб и что не
худо бы попытаться перенять у него доброе дело; загадано - сделано; цыган
продал тому же барышнику клячонку свою, а потом украл ее у него же из рук,
передал товарищу, а сам надел на себя недоуздок. Когда же барышник наш
оглянулся и снова увидел, что ведет в поводу не коня, а живого человека,
только другой масти, смурого цыгана, то плюнул, кинул повод, перекрестился,
прочел: "С нами крестная сила" и "Помилуй мя, господи!" - уехал с базару, и
с той поры в Черкасск более ни ногой. Ну его, рыжего, к семи Семионам **,
обойдемся и без барышников! Только, окаянные, цены портят, с чужого добра
сбивают, на свое наносят да набивают, а проку в них ни на волос!
______________
* При определении роста обычно называли только вершки, опуская
подразумеваемые два аршина.
** Семь Семионов... - персонажи русских народных сказок,
братья-умельцы.

Дождавшись другого базарного дня, гусляр наш опять вывел лошаденку на
продажу. На грех навязался какой-то шестипалый пройдоха, подпоил нашего
старика, присударивал * да присударивал и купил у пьяного гусляра коня и
увел его совсем, с недоуздком. Старик пришел домой, проспался, спохватился,
да ожидает сына своего чуть ли не поныне.