"Николай Далекий. За живой и мертвой водой (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Вуйко, вы еще не знаете меня, - хлопец задыхался от гнева. - Мы
уйдем... Слышите? Только святым богом присягаю, вы будете молчать, как тот
камень, что стоит у вас на воротах. Если языком болтнете, - сожгу хату и
весь двор сожгу. Поверьте мне... Из могилы встану, а отблагодарю, как
следует, полной мерой. Так, чтобы вы знали и даже во сне помнили... Прощайте
на этом.
- Иди по доброму, - глухо отозвался Гнатышин.
- Хоть Славку оставь, Василь, - взмолилась Марта. - Ведь он украинец,
ни в чем не виноват...
Она потянула мальчика к себе, но мальчик испугался, заплакал громко,
обхватив руками шею сестры.
- Тетечка, не отдам я Славку, - заплакала и Стефа. - Никому я братика
не отдам...
- Ну, пошли... - сурово произнес Юрко.
Хлопец поправил ремень ружья, вскинул на плечо узел. Не прощаясь, вышел
из хаты. Стефа тронулась за ним, как подвязанная.
Гнатышин долго возился в сенях, закрывая дверь, Видно, ему было не по
себе, к он старался оттянуть начало неминуемого тяжелого объяснения с женой.
Когда вернулся в хату, Марта лежала на постели, уткнувшись головой в
подушку, плакала. Муж сел рядом.
- Ты не человек, ты зверь лютый. Хуже зверя... - сказала сквозь слезы
Марта.
Гнатышин молчал.
- У тебя ни бога в душе, ни сердца в груди.
- Слушай, Марта, - не выдержал муж. - У тебя сердце есть, а голова?
Тебе жизнь надоела? Страшной смерти себе и мне хочешь? Разве ты не знаешь,
что эти варьяты по селам вытворяют, сколько крови льют, не задумываясь? Им,
видишь, самостийной захотелось... Ему что, этому цыганенку? Его братья
спасут, а нам за его вину те же Карабаши головы снимут. Петро, думаешь,
забыл мне Сельроб? Помнит. Так пусть я один погибну, а не ты и не дети наши.
- Хотя б один день у нас побыли, хотя б я накормила их, слезы им
вытерла.
Гнатышин вскочил на ноги, сказал с болью:
- Ты мне петлю на шею надеваешь? Так? Затягивай! Думаешь, я камень?
Если бы Стефа одна с хлопчиком пришла, разве бы я слово сказал? Жаль
дивчину, пропадет вместе с малышом. Этот дуросвет, видать, ей голову хорошо
закрутил. Хату сожгу... Какой быстрый на чужие хаты! Подожгите, Карабаши, с
вас еще спросят и за хаты, и за кровь пролитую...
Он умолк, походил по хате, начал- шарить руками по скамье, разыскивая
свою одежду.
- Ты куда? - забеспокоилась Марта, прервав всхлипывания. - Василь, что
ты надумал, голубчик?
- Отстань! - досадливо отозвался Гнатышин, понявший, что заподозрила
жена. - Не бойся, руки на себя не наложу. Не могу я в хате... Посижу на
пороге, дыхну хоть воздухом.
Он вышел на двор, сел на корыто у колодца, уронил на грудь тяжелую,
пышущую жаром голову.
Проклятая страшная ночь... Сколько будет жить Василь Гнатышин - никогда
не сможет забыть того, что произошло в его хате, вечно будет терзаться,
казнить себя. Он выгнал несчастных детей Семена, детей своего друга, брата