"Николай Далекий. За живой и мертвой водой (Роман)" - читать интересную книгу автора

руках стонавшую девушку.
- Давай помогу.
- Не надо. Возьми карабин.
- Слушай, - сказал Тарас, которого беспокоила мысль о справках,
оставшихся в кармане ефрейтора. - Там мои документы... Может, вы подождете,
а я сбегаю... Найду его...
Поезд уже остановился. Кроваво-красный огонек на заднем вагоне светился
метрах в двухстах. Еще дальше, низко, у земли вспыхивали лучи электрических
фонариков. Крепыш на ходу посмотрел в ту сторону, сказал, тяжело дыша:
- Не успеешь. На кой бес тебе документы? Идем! Не бойся... Со мной не
пропадешь!
Со стороны поезда, невдалеке от заднего вагона раздались выстрелы.
Немцы и полицаи, видимо, двинулись на розыски своего незадачливого товарища.
Тарас понял, что документы на имя Омельченко Григория Павловича, дававшие
ему некоторую надежду вернуться к своим в партизанский отряд, утрачены
навсегда, и с этого момента для него открывается новая, может быть, самая
рискованная и трудная страница жизни. В тюрьме он слышал об УПА, знал, что
это такое... Но другого выхода у него не было.
И с винтовкой на плече он зашагал в ночь рядом с отчаянным парнем,
несшим на руках свою невесту, жену или сестру и назвавшим себя с гордостью
сотником УПА Богданом.

Кабинет начальника гестапо был освещен керосиновыми лампами - в целях
экономии топлива электростанция ночью не работала. Неистребимый запах
керосина, газа и сами лампы на тяжелых, вычурных бронзовых подставках
придавали вполне приличной комнате какой-то мирный, безнадежно
провинциальный, патриархальный вид. Это всегда несколько раздражало хозяина
кабинета штурмбаннфюрера Герца, невольно наводило на мысль, что он, Генрих
Герц, к своим сорока годам достиг не столь уж многого по сравнению с тем,
чего он желал достичь и чего достигли не только некоторые его сверстники, но
даже и те, кто был помоложе.
Особенно неприятно было Герцу видеть эти лампы на своем внушительном
письменном столе сегодня, когда у него в гостях находился прилетевший
сегодня вечером из Берлина старый его товарищ оберштурмбаннфюрер Ганс
Грефрат, которого наедине с ним мог называть запросто Гансом.
Герц полагал, что его товарищ прибыл с целью инспекции, но Грефрат
делами не интересовался. Разговор шел светский: рассказывали с встречах с
однокашниками, вспоминали юные годы, амурные похождения. Никаких деловых
вопросов, советов, инструкций. Ни слова о драматическом положении на
Восточном фронте. Встреча двух старых приятелей и только... Герц все же не
выдержал, ему захотелось похвалиться перед другом, занимавшим более высокое
положение и являвшимся в какой-то мере его начальником.
Как раз к тому времени удалось обнаружить людей, подозреваемых в
дерзком и искусном хищении большого количества оружия и боеприпасов из
эшелона, шедшего на фронт, - дела очень сложного, туманного, так как
недостача винтовок, патронов, гранат была обнаружена только при разгрузке
эшелона, и никто не мог сказать определенно, где именно, на каком отрезке
пути исчезло оружие.
К Герцу претензий не было, его только информировали о столь прискорбном
происшествии. Однако он по своей инициативе развернул энергичные поиски и