"Николай Далекий. За живой и мертвой водой (Роман)" - читать интересную книгу автора

лыцарей, удивленно, испуганно оглядываясь назад, посылая кому-то проклятия,
бросились врассыпную, спотыкаясь об упавших, роняя оружие. Вторая сотня тут
же подалась назад и всей массой ринулась в сторону, точно спасаясь от
падающего дерева.
- Стой! Куда?! Холера... - закричал сотник Ворон, срывая с себя
автомат.
Тут Карабаш увидел черного с большими белыми пятнами на спине быка.
Наклонив голову, выставив вперед рога, бык с окровавленной, разорванной
губой мчался прямо на него.
- Друже Ясный! - Второй сотник, по кличке Муха, схватил Карабаша за
руку, рванул в сторону. Могучий бык с ревом промчался мимо, боднул одного
замешкавшегося вояку, стоявшего в почетном карауле у тела убитого, и, ломая
кустарник, скрылся в густом орешнике.
Грянули запоздалые выстрелы.
- Не стрелять, кур... ваша мама! - заорал сотник Муха. - Бугая не могли
привязать как следует, раззявы...
Вояки, подбирая шапки и оружие, отряхиваясь, бормоча ругательства,
торопливо становились на своп прежние места. Вид у них был смущенный,
пристыженный, однако многих уже разбирал смех.
- Вот это дух, холера ему в бок... - громко, как бы на полном серьезе,
произнес какой-то шутник, сокрушенно качая головой.
- С рогами! - подхватил другой.
- Ага, нагнал нам духа полные штаны... - согласился третий, и его слова
покрыл хохот.
Даже сотник Муха, грозно смотревший на своих подчиненных, не выдержал
и, как мальчишка, прыснул смехом.
Петр Карабаш болезненно поморщился и отвернулся. Как и у большинства
одержимых, фанатично настроенных людей, чувство юмора у него было
притуплено. К тому же он понимал, что ему нельзя будет продолжать речь в том
приподнято-романтичном стиле, в каком он ее начал, - пожалуй, при одном
только упоминании о казацких могилах, духе нации и прочих святых для Петра
Карабаша понятий, эти тупые деревенские хлопцы вспомнят быка и вместо того,
чтобы слушать речь, будут давиться от сдерживаемого смеха. Все пошло
насмарку. Нужно было сразу, по-деловому переходить к заключительному, весьма
неприятному пункту намеченной программы. Дело в том, что ему донесли, будто
два бойца, по кличке Сыч и Камень, утаили какие-то ценные вещи, и их
следовало в пример другим сурово наказать. Карабаш предполагал устроить
короткий суд над мародерами и тут же, перед строем, расстрелять их. Он имел
право выносить смертный приговор провинившимся и хотел воспользоваться этим
правом, чтобы доказать себе и другим, что грабеж, каким они завершили резню
поляков, был честным, почти святым делом. Кровавая акция, совершенная по его
приказу, массовое уничтожение застигнутых врасплох, почти безоружных людей,
в большинстве своем детей, женщин, стариков, все это не могло не потревожить
совесть Петра Карабаша, под какими бы замками он не держал ее, и в глубине
души он содрогался при мысли о содеянном. Суровое наказание двух мародеров,
двух "своих", помогло бы ему сохранить душевное равновесие и оправдать себя
перед самим собой - все, что свершил он, сделано не для личной корысти, не
из-за злобы и склонности к жестокости, а во имя чистой, как слеза, идеи
национальной справедливости.
После комического происшествия с быком атмосфера изменилась, и