"Михаил Далин. Посмотри в искристый круг." - читать интересную книгу автора

добавкой. Мне всегда нравилось наблюдать за пенящейся струёй, которая
наполняет прозрачную ёмкость подобно морскому прибою, покрывающему забежавшей
дальше других волной выкопанную детьми ямку в песке. Я и сейчас был поглощён
подобным наблюдением, одновременно выискивая в кармане железную мелочь. а
душе становилось всё легче и спокойней.
Подхватив кружки, я понёс их в сумрак зала, прочь от залитой светом стойки.
Окна были плотно зашторены и зал освещался лишь редкими слабыми светильниками
в форме бочонков пива, равномерно развешанными вдоль стен. Здесь всегда было
только искуственное освещение, которое делало столики отчуждённее, но всю
обстановку уютнее, а порою даже заставляло вообразить, что вы попали в
какой-то средневековый трактир. Вот за это я и любил заведение.
Сев за дальний столик, подальше от голосов и света, я пригубил пиво. Да,
хорошее местечко, но не стоит бывать здесь так часто, думал я тогда. Мне
представилось, что вскоре я превращусь в одного из завсегдатаев, стану похож
на тех мужичков, что сидят через два стола от меня. У меня будет такая же
грязная и поношенная одежда, поношенное лицо тёмного цвета. Моя речь
обзаведётся новым лингвистическим арсеналом, каждая фраза не будет обходиться
без крепкого русского словечка.
о ведь они рабочие, а я программист, человек умственного труда! Хотя что с
того, одно другого не лучше. Давно пора мне плюнуть на свой умственный труд,
пойти за станок, работать день за днём с грязными руками да чистыми мозгами.
Впрочем, как я могу рассуждать о физическом труде, если я с ним до сих пор
по-настоящему не сталкивался? С детства я испытывал к нему какое-то
врождённое пренебрежение, а благодаря своим интеллектуальным способностям,
которые взрослые называли "великолепными" или "блестящими", я без труда
освоил профессию программиста. Конечно же, физический труд мне тоже надоест,
наверняка ещё быстрее чем работа, которой я сейчас занимаюсь. Всё надоедает в
этом жалком мире, гнусном мире, мире прямых углов и однообразных линий.
В памяти всплыли детские мечты о том, чтобы быть могучим рыцарем,
непобедимым воином, о фантастических мирах, населённых чудовищами, магами и
отважными храбрецами. Я представил, что иду по синей бугристой земле, местами
покрытой чем-то вроде гравия малинового цвета. адо мной простирается
багровый купол неба, на котором не видно солнца, но при этом всё залито
равномерным, довольно ярким светом. Время от времени небесный свод пронзают
стремительные, оранжевого цвета вспышки; они похожи на молнии, но не
спускаются к поверхности, а бегут параллельно ей. Меня окружают приземистые
строения из каких-то скрюченных чёрных брёвен. Всего их здесь не более сотни,
за ними, покуда видит глаз, во все стороны расстилается бугристая синяя
равнина с редкими холмиками. Дома выглядят так, будто пережили несколько
пожаров и наводнений, но мне откуда-то известно, что таков был и их
первоначальный вид.
Что-то оторвало меня от фантазирования, и я увидел, что именно: моя кружка
опустела. Я держал её перевёрнутой над раскрытым ртом, но оттуда уже даже не
капало. Странный сегодня день, подумалось мне, я как в трансе. Оглядевшись, я
увидел, что все посетители куда-то делись, за стойкой никого не видно, но
скорее всего бармен просто присел за бочкой. Пододвинув к себе вторую кружку
и сожалея, что половина удовольствия уже позади, я отхлебнул глоточек.
Я смотрел на тёмную искрящуюся жидкость, заключённую в прозрачные стенки,
сжатые моими пальцами. Отражённое лицо казалось каким-то необычным, но, как
ни странно, более подходящим мне, чем мои настоящие черты, не искажённые