КАРЕЛ ЧАПЕК — ФАНТАСТ И САТИРИК (послесловие)

Чешская литература XX века дала миру выдающихся художников. Это и Ярослав Гашек, едва ли не самый веселый сатирик нашего столетия, и неистощимый «гейзер поэзии» Витезслав Незвал, и еще недостаточно известный за пределами Чехословакии Владислав Ванчура, и, конечно, Карел Чапек, которого по праву считают наряду с Гербертом Уэллсом одним из основоположников современной фантастики.

Перу Чапека были подвластны и драматургия, и поэзия, и проза. Большая литературная культура сочеталась у него с пристальным интересом к естественным наукам и философским проблемам развития человечества. Неотъемлемой чертой дарования Чапека была также зоркость сатирика, проницательно видевшего несоответствие между показной драпировкой многих общественных явлений и их внутренним содержанием. Соединение научно-фантастического, философского и сатирического начал и составляет одну из главных особенностей произведений чешского писателя.

Своеобразие его творчества во многом было обусловлено неповторимой личностью художника, его самобытным восприятием мира. Вместе с тем его восприятие жизни по-своему отражает особенности эпохи, в которую оп сформировался и жил, искал ответов на мучавшие его вопросы.

К.Чапек родился в 1890 году в семье окружного врача в местечке Мале Сватоневице на северо-востоке Чехии. Он получил философское образование. Несколько семестров будущий писатель слушал лекции в Берлинском и Сорбоннском университетах, а затем завершил ученье в Карловом университете в Праге.

Биография Чапека небогата внешними фактами. Но его жизнь была заполнена размышлениями о больших проблемах современного мира и человеческого бытия.

Обстоятельства жизни Чапека сложились таким образом, что ему вплотную удалось соприкоснуться не только с разными сферами искусства, но и с различными областями творческой деятельности вообще, развить в себе одновременно разные склонности и интересы.

В молодости, помимо литературы и философии, Чапека увлекало изобразительное искусство. В течение нескольких лет он даже систематически выступал в печати в качестве референта художественных выставок. Да и сам он неплохо рисовал и впоследствии неоднократно иллюстрировал свои произведения прекрасно выполненными, всегда немножко лукавыми рисунками. Брат писателя Йозеф, вместе с которым Чапек написал некоторые из литературных произведений, избрал живопись и графику в качестве основной своей профессии (иллюстрации Йозефа Чапека к роману «Фабрика Абсолюта» воспроизведены и в нашем издании).

В начале 20-х годов деятельность Карела Чапека была тесно связана со сценическим искусством. Он работал режиссером в Пражском городском театре на Виноградах и поставил более десяти пьес. В постановке Чапека шла впервые и собственная его комедия «Дело Макропулос» — известная пьеса об эликсире жизни и бессмертии.

Наконец, многим Чапек был обязан работе в газете, которой он отдал около двадцати лет. Писатель не раз упоминал о значении журналистской практики для его художественного творчества. Газета помогала поддерживать постоянный контакт с жизнью, следить за общественно-политическими процессами. В произведениях Чапека нередко можно встретить и непосредственные комические стилизации газетных жанров. Особенно широко использованы многочисленные газетные формы в романе «Война с саламандрами». Но и первый роман Чапека «Фабрика Абсолюта» (1922) был задуман в виде «серии фельетонов». Автор выступает в нем как бы в роли репортера, который освещает отдельные эпизоды, связанные с необыкновенными событиями, последовавшими за изобретением инженера Марека. Из мозаики таких «репортажей», лишь местами перемежающихся хроникально-эссеистским изложением, и складывается общая картина.

Чапека, как уже говорилось, отличал также большой интерес к естественным наукам. Отвечая на вопросы одного из журналистов, он даже как-то пошутил, что почти не читает беллетристики и очень увлекается научной литературой. Если первую половину этого заявления следует отнести за счет юмористической мистификации, обычной для чапековских интервью, то в области науки он действительно имел незаурядные познания… Его восхищали неутомимая пытливость и дерзновенная сила человеческого ума. Современную атомную физику он называл «величайшим триумфом человеческого интеллекта».

Разносторонние интересы позволили писателю видеть явления и процессы окружающего мира с непривычной стороны, по-новому освещать проблемы, которые ставила сложная и противоречивая действительность двадцатого столетия.

Начало нашего века, когда Чапек вступал в литературу, было временем больших научных открытий и технических изобретений, волновавших умы и рисовавших невиданные ранее перспективы научно-технического прогресса. Рождались авиация, радио, атомная физика. Была создана теория Эйнштейна. Однако это было также время обострения всех общественных противоречий буржуазного мира. В орбиту всемирно-исторического процесса все сильнее и стремительнее втягивались все страны и континенты, все слои и элементы общества. «Укрупнялись» процессы и катаклизмы. Сеть взаимозависимостей, пронизывающих жизнь народов, классов и индивидуумов, становилась все более густой и напряженной. На определенных ее участках накапливались мощные силы и зрели небывалые конфликты. Все это приковывало внимание к общим проблемам развития человечества. Не случайно с конца XIX — начала XX века в фантастической литературе столь заметную роль начинают играть произведения о судьбах человечества, героем которых становится как бы все население земного шара, а события развертываются в масштабах планеты. Свою повесть «Освобожденный мир» Герберт Уэллс так и назвал в подзаголовке — «Повесть о человечестве». Авторы таких романов и драм, приобретающих форму утопий, прогнозов, предостережений, стремятся заглянуть в грядущие судьбы человечества, показать светлые перспективы или, наоборот, посредством мрачных и сатирических картин предупредить об опасных тенденциях современной жизни. К числу произведений такого рода (их можно было бы, наверное, назвать глобальными утопиями) тяготеет и большинство фантастических романов и драм Чапека. Почти все они носят характер сатирического предупреждения об определенном опасном потенциале современных общественных отношений.

Неизгладимый след в сознании Чапека оставила война 1914–1918 годов, первая всемирная война в истории человечества, в водоворот которой были втянуты огромные людские массы и невиданные ранее технические средства. В славянских землях Австро-Венгрии бесчеловечность и бессмысленность всемирной бойни ощущались с особой резкостью. Чехов посылали воевать за интересы империи, которая поработила их страну и которую они глубоко ненавидели. При этом их заставляли поднимать оружие против братских славянских народов — русских, украинцев, сербов, к которым они питали самые искренние симпатии и с которыми должны были теперь встретиться как враги на поле брани. Враждебность войны человеческой природе, интересам народов и каждого человека представала в своем предельно обнаженном виде. Это нашло отражение и в романе Я.Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», и в гротескных обличительных картинах «Поля брани и поля пахотные» Вл. Ванчуры, и в творчестве других чешских писателей, в том числе Чапека. Пожалуй, именно впечатления военных лет во многом определили его внимание к макропроцессам современного мира. В то же время война поселила в его душе опасения перед обострениями любых общественных конфликтов, которым он предпочитал эволюционный прогресс.

Самого Чапека спасла от фронта болезнь. Однако она не могла спасти его от мучительных раздумий о трагических противоречиях, которые сопутствуют истории человеческого рода, о кровопролитных конфликтах, масштабы которых возрастают с развитием человечества. Война стала для Чапека олицетворением несовершенства современного мира, еще не сумевшего избавиться от этого зла. Перспектив его ликвидации, как и путей устранения социальных недугов, которые писатель хорошо чувствовал, он не находил. От революционных кругов Чапек был далек. Более того, военные годы совпали с изучением им философии релятивизма, исходящей из тезиса о субъективности истины, представлений и интересов людей. Неизбежность неразрешимых конфликтов и тяжелых потрясений получила в сознании писателя философское подтверждение. Очень долго, на протяжении всех 20-х годов, Чапек будет испытывать влияние этой философии и ее главного постулата — «каждый прав по-своему». Лишь позднее он найдет выход за пределы заколдованного круга релятивизма. Однако сердцем художника Чапек не мог примириться с этой философией. Практически с самого начала знакомства с ней в его душе происходила скрытая полемика с ее безысходными посылками. Писатель интуитивно чувствовал, что будущее человечества лежит на пути преодоления вражды и смертоносных конфликтов. Залог этого он видел в гуманистических моральных ценностях, накопленных человеческим родом за свою историю. Чувства писателя восставали против обесчеловечивания человеческих отношений, которое он наблюдал в окружающем мире. Вновь и вновь Чапек напряженно размышляет о тех явлениях общественной жизни, которые противоречат человеческой природе и деформируют ее. В разной плоскости он ставит эту проблему почти во всех своих произведениях. Что является истинно человеческим в человеке? — над этим вопросом заставляют задуматься и образы его фантастических персонажей, нередко являющихся двойником человека, лишенным, однако, человеческих чувств и качеств. Таковы его роботы (драма «Р.У.Р.»), таковы саламандры (роман «Война с саламандрами»). Такова, наконец, и Эмилия Марти, утратившая на протяжении трехсотлетней жизни подлинные человеческие чувства (драма «Дело Макропулос»).

Фантастические произведения Чапека, как правило, представляют собой нечто вроде мысленного эксперимента, эксперимента не в смысле испробования новой формы, а в смысле привнесения в изображаемую действительность искусственных обстоятельств для проверки моральной состоятельности определенных общественных отношений. В основе его романов и драм обычно лежат увлекательные научно-фантастические допущения. Сюжет пьесы «Р.У.Р.» (1920) строится на том, что одному ученому удалось открыть способ синтеза живого вещества, принципиально иной, нежели нашла природа в процессе своей эволюции. Затем была открыта и возможность искусственных преобразований «живой протоплазмы», вплоть до создания подобия человека — биологического робота. Замысел пьесы «Дело Макропулос» (1922) был подсказан идеей русского ученого Мечникова, считавшего, что старость наступает в результате постепенного самоотравления организма. Писатель развивает тему чудодейственного антитоксина и создает образ героини, испившей напиток бессмертия и прожившей более трехсот лет. Роман «Кракатит» (1924) представляет собой историю инженера, получившего взрывчатое вещество колоссальной разрушительной силы, — Чапек назвал его кракатитом по имени вулкана Кракатау, о катастрофических извержениях которого много писали и говорили в конце XIX и начале XX века. В основу романа «Война с саламандрами» (1936) положена фантастическая история очеловечивания реликтовых саламандр, якобы обнаруженных на одном из тропических островов и оказавшихся способными подражать человеку. По образуй подобию человеческого мира саламандры создают свою подводную цивилизацию, а затем поднимаются войной против людей.

В то же время интригующие научно-фантастические допущения — лишь одна сторона произведений Чапека, только одно их слагаемое. Огромную роль в его романах и драмах играет социально-сатирическое начало. Писатель не просто демонстрирует силу человеческого разума, способного на величайшие открытия Он выбирает такие изобретения и открытия, которые, подобно мощному катализатору, способны ускорить и форсировать процессы, идущие в обществе, увеличить до гигантских масштабов определенные пагубные тенденции современной жизни, обнажив тем самым их сущность. Зачастую Чапек контрастно сопоставляет неисчерпаемые возможности научно-технического прогресса и пороки современной общественной жизни, обращающие достижения человеческого гения во вред самому творцу-человеку. Научно-фантастическая гипотеза в произведениях Чапека служит средством заострения и гиперболизации определенных жизненных- проблем. Интересно при этом, что если Уэллс нередко переносит читателя в далекое будущее, отстоящее от нашего времени иногда на десятки столетий или даже тысячелетия, то в романах и драмах Чапека мы не встретим таких случаев. В утопиях английского писателя те или иные черты современной жизни «укрупняются» и доводятся до своего логического завершения с помощью проекции их в далекое будущее, где они как бы полностью проявляют себя. Чапек, наоборот; сосредоточивает усилия на том, чтобы мотивировать стремительное ускорение и нарастание процессов. События его романов и драм практически «вписаны» в современность. Не машина времени уносит читателя в даль грядущих веков, а те или иные процессы резко ускоряются и разрастаются под воздействием изменившихся обстоятельств.

Поставленное в промышленных размерах производство биологических роботов (пьеса «Р.У.Р.») избавляет людей от необходимости трудиться, и человечество деградирует, уподобившись современным верхам буржуазного общества и предавшись «сплошной сумасшедшей скотской оргии». С другой стороны, процесс очеловечивания роботов по иронии современных общественных отношений превращается в усвоение ими бесчеловечности: роботов обучают обращению с оружием, посвящают в военное искусство, используют в качестве солдат, пока они, наконец, не восстают против человечества.

Подобные фантастические события, бросающие сатирический свет на современную жизнь, развертываются и в других произведениях чешского писателя. Вместе с тем его романы и драмы в той или иной степени противоречивы по своей внутренней направленности. Хотя принцип мысленных экспериментов предполагает взаимодействие научно-фантастических допущений с логикой явлений и процессов объективной действительности, ложные философские посылки там, где они сказываются сильнее, смещают мысль писателя в сторону произвольных обобщений, утрачивающих объективное жизненное наполнение. Противоречив и замысел первого романа Чапека «Фабрика Абсолюта» (1922).

Произведение было задумано как иллюстрация весьма горькой и вместе с тем язвительно-иронической мысли: «Если бы человечеству явилась сама абсолютная истина, сам бог, то, не говоря уже о том, что не те, так другие сделали бы из него предмет купли-продажи, не говоря о том, что он разрушил бы наш общественный строй, основанный на принципах совершенно безбожных (что и доказывается в первой половине книги), тотчас и неизбежно люди наделали бы из него идолов, релятивные полуистины, куцые и узкие лозунги, продиктованные сектантскими, национальными и частными интересами. Возник бы бог сапожников и бог портных, истина европейцев и истина монголов, а затем во имя бога, истины, расы или еще чего-либо великого человек восстал бы против человека, потому что дым от его жертвенного костра идет в ином направлении, чем дым его брага Авеля». Эта мысль, которой Чапек поделился, комментируя замысел романа, была навеяна философией релятивизма. Вместе с тем эту мысль нельзя понимать буквально. Она заключает в себе изрядную дозу саркастической иронии, звучащей как упрек современному человечеству, только что пролившему столько крови на полях сражений мировой войны. И сколь пи парадоксально, эта мысль — своеобразное выражение тоски по справедливому миру без войн, насилия и гнета, где главной ценностью был бы человек. Буржуазная действительность и мировая война в значительной степени убили веру писателя в близкую возможность такого мира, но не избавили от мечты о нем. Ошибочно полагая, что конечный источник конфликтов лежит в самой расщепленности разнонаправленных интересов и представлений людей, Чапек, по его собственным словам, хотел своим романом призвать к «терпимости»: «Надо смягчить догмы и истины, чтобы ощутить благосклонность к человеку». Парадокс состоит, однако, в том, что сам писатель не может смириться с вредоносными тенденциями современной жизни, признавая тем самым объективную ценность и истинность гуманистических моральных устоев. По сути дела, роман не лишен невольной полемики автора с безысходным тезисом «все правы по-своему». Чапек отнюдь не склонен признавать правоту ни за лицемерным ханжеством религии, ни за бонапартистскими стремлениями к мировому владычеству, ни за национальными и межгосударственными распрями. Он непримирим в своем отрицании войны. Вспомним, какая щемящая нота звучит в романе, когда художник говорит о солдатах, ввергнутых в кровавый ад всемирных битв: «И у каждого из сотен миллионов солдат некогда были детство, любовь, привязанности, жизненные планы, каждый мог испытать страх и мог стать героем, но чаще всего ощущал только страшную усталость и был бы рад мирно растянуться на постели; никто не желал себе смерти. А потом от всего этого останется лишь горсточка сухих сведений: битва там-то и там-то, такие-то и такие-то потери, такой-то результат — и к тому же этот результат ничего, по существу, не решал». В этих словах столько тоски по нормальным, естественным человеческим отношениям, не искаженным братоубийственной враждой, что для относительности критериев здесь не остается места.

Противоречие между тезисом «каждый прав по-своему» (или «никто не обладает истиной») и неприятием бесчеловечной морали приведет писателя позднее, когда он познакомится с идеологией и практикой фашизма, к пересмотру самих философских посылок. Пока что противоречие заключено в самом романе.

Для современного читателя ясна наивность и несостоятельность отправной мысли Чапека, опасающегося всякой борьбы и возлагающего надежды лишь на смягчение точек зрения. Да и сам писатель в 30-е годы отказался от сближения иллюзий и истин, насилия и борьбы за справедливость, принципиальной разницы которых он словно бы не замечал в «Фабрике Абсолюта».

Вместе с тем содержание романа не сводится к философскому замыслу. Его сильную сторону составляет блестящая антиклерикальная сатира, изобилующая остроумными и меткими наблюдениями, сатира на «безбожные» принципы конкуренции и наживы, на анархию капиталистической экономики, на милитаризм.

Каждое из произведений Чапека решено в своем особом художественном ключе. В романе «Фабрика Абсолюта», помимо заданной философской идеи и остроумной научно-фантастической посылки, есть что-то от озорной и веселой сказки о боге, попавшем в безбожный мир, который притворяется добропорядочным, верующим и справедливым, и о злоключениях бога в этом мире. Уже сама научно-фантастическая завязка романа несет в себе сильный сатирический заряд и граничит с пародией на религиозные представления. Повествование с самого начала находится на грани научно-фантастической гипотезы и пародийной мистификации, сатиры на представление о божественной субстанции мира, о боге, разлитом во всем сущем. Теперь этот бог оказывается выпущенным, подобно «химически чистому газу» или джинну, из материи, в которой он был заклят, и предстает в качестве нежеланного гостя в безбожном мире религии, торгашеских отношений и борьбы интересов.

Веселая и меткая сатира Чапека распространяется на самые разнообразные области религии — от примитивных верований обывателей до ухищрений «точной геологической науки» и политики Ватикана. Неподражаемым юмором проникнуты пародийные сцены вознесений, описания «приступов» веры и благотворител ьности, чудотворных исцелений, которые по заключению медицинского факультета Сорбонны «можно объяснить либо совершенным незнанием анатомо-патологических условий, клинической неискушенностью и полным отсутствием медицинской практики, либо… вмешательством высшей силы, не ограниченной законами природы и знанием их».

Крупным планом нарисован в романе образ епископа Линды, который оказывается более невосприимчивым к божественному внушению, чем самые заядлые атеисты, и превосходит в этом смысле даже монтера-алкоголика, обладавшего некоторым иммунитетом против воздействия святого духа.

Убийственно звучит вся история отношения церкви к внезапному появлению бога, существование которого никто не принимал в расчет. Ватикан сначала пытается скомпрометировать бога, а затем в корыстных целях канонизирует его. Каждая религия стремится присвоить нового бога, не останавливаясь перед кровопролитными войнами за свое господство, которые выливаются во всемирную бойню. С такой же силой раскрыты бесчеловечные принципы отношений, основанных на прибылях промышленных компаний: «Печать пророчит двести процентов супердивидендов… В одной только Англии осталось без работы девятьсот тысяч шахтеров. В бельгийском угольном бассейне вспыхнуло восстание — что-то около четырех тысяч убитых; больше половины шахт законсервированы. Пенсильванские предприниматели уничтожили запасы нефти. Пожар все еще продолжается.

— Пожар продолжается, — мечтательно повторил президент Бонди. — Мы победили, о господи!»

Пародийно-сатирическими являются не только картины экономической разрухи, списанные с кризиса перепроизводства, но и страницы романа, изображающие «преодоление» кризиса, посвященные чешскому крестьянину, который «не растерялся» в обстановке дороговизны и хаоса и не поддался божественному искушению, предпочтя вымогать за ведерко картошки золотые часы и за фунт масла персидский ковер. Чапек очень близко к действительности воспроизводит здесь атмосферу оголтелой кулацкой спекуляции в чешской деревне в конце мировой войны и в первые послевоенные годы.

Слабее вторая часть книги. И объясняется это не только тем, что роман печатался в газете и автор дописывал его, находясь в постоянном цейтноте. Умозрительная философская идея во второй половине романа меньше корректируется живым материалом. Юмор приобретает здесь зачастую внешний характер. Художественные обобщения, подчиненные иллюстративным целям, нередко вступают в разлад с объективней логикой действительности и теряют убедительность. По меньшей мере читатель вправе упрекнуть автора, что он не видит никаких прогрессивных общественных сил и утверждает как положительное начало лишь «естественную» частную жизнь человека. Правда, сцена, изображающая солдат, которые насытились войной и бросают оружие, может вызвать отдаленные ассоциации с братанием солдат в конце мировой войны.

Некоторые критики были склонны усматривать в романе Чапека пессимистическое отношение к перспективе создания общества, основанного на изобилии материальных благ и идеалах равенства. Это крайне примитивный подход к роману. Да, Чапек абсолютизировал противоречия классового общества как противоречия человечества в целом. Тщетно было бы искать в романе понимание того, что социалистическая революция выводит мир за пределы этих противоречий. Однако общефилософскую идею произведения неправомерно переводить в конкретно-политический план. К тому же не случайно в романе фигурирует не Советский Союз, а царская Россия, не говоря уже о том, что картина экономических потрясений и анархии, равно как и картина общества, переставшего трудиться, не имеет ничего общего с идеалами социализма, основанными на плановой экономике и на принципе «каждому по труду». Наоборот, события сатирической утопии Чапек представляет собой гротескное подобие, явлений, которые он наблюдал в капиталистическом мире. В философском содержании романа в превращенной ферме отражаются особенности буржуазных общественных отношений. Это можно сказать и о неуправляемой стихии производственной системы, чреватой кризисами (первый из них Чапек наблюдал еще в молодости), и о паразитическом существовании верхов, образ жизни которых в какой-то мере послужил художнику моделью праздного общества, изображенного в романе, и т. д. Более того, Чапек смутно чувствовал, что источник зла лежит в природе частного предпринимательства. Почти символический характер приобретает в «Фабрике Абсолюта» неизменное присутствие промышленного магната Бонди за кулисами всех событий, идет ли речь о катастрофическом перепроизводстве атомных двигателей, или действиях Ватикана, политику которого Бонди негласно направляет, или о международных переговорах империалистических держав. Характер символа имеет и образ Большой ложи, от имени которой выступает Бонди и которая руководит и церковью и промышленностью и создает общественное мнение.

Вообще Чапека отделяли от революционных сил эпохи не столько конечные идеалы и цели, сколько страх перед революционными формами борьбы. Опасаясь жертв, Чапек предпочитал эволюционный прогресс, не замечая, что нередко он равносилен регрессу и отступлению перед силами исторического зла. Через десять лет после появления романа «Фабрика Абсолюта» писатель заявит: «…верую в обобществление средств производства, в организацию производства и потребления, в конец капитализма, в право каждого на жизнь, благосостояние и свободу духа, верую в мир, в соединенные штаты мира и равенство наций, верую в гуманизм и в демократию, в человека». Правда, это было сказано; когда Чапек пережил известную эволюцию. Однако было бы наивно полагать, что и в период создания «Фабрики Абсолюта» писатель питал предубеждение к идее всеобщего изобилия или равенства. Он лишь считал, что сами по себе они недостаточны без изменения современной морали. Он показал в романе, как опошлились бы и исказились эти идеи в окружающем его мире или в мире, предавшем забвению труд.

Полтора десятилетия отделяют первый роман Чапека от его предпоследней драмы «Белая болезнь» (1937). Пьеса была создана вслед за выдающейся сатирической утопией «Война с саламандрами» и предваряла драму «Мать». Между «Фабрикой Абсолюта» и этими произведениями пролегли годы мирового экономического кризиса и нового обострения международной обстановки. В Германии после «ночи длинных ножей» пришел к власти Гитлер и стала лихорадочно претворяться в жизнь «животная доктрина» расизма, как ее называл Чапек. «На Оперплаце в Берлине уже убрали пепел костров, на которых сжигали книги. Догорели произведения поэтов и ученых; социализм, пацифизм, свобода мысли были брошены в огонь, словно таким образом их можно сжить со света» — таковы были впечатления писателя в эти годы. Чапек работал над «Белой болезнью» непосредственно после войны в Абиссинии и Испании, в атмосфере угрозы новой мировой войны, эпицентром которой становилась фашистская Германия, полукружием охватившая границы Чехословакии. Новым историческим опытом во многом объясняется и разница между его произведениями 20-х и 30-х годов. Силы зла приобретают теперь в сознании Чапека все более отчетливый и конкретный общественно-политический облик.

Философский тезис «каждый прав по-своему», вызывавший и прежде неосознанное морально-этическое сопротивление в душе писателя, лопнул как мыльный пузырь при соприкосновении с действительностью фашистской Германии. Признать правоту за «животной доктриной» войны и расизма Чапек не мог. Она была диаметрально противоположна гуманистическим принципам, в которых писатель видел главное завоевание всего развития человечества, итог его многовековой истории.

Не случайно в драме «Белая болезнь» едва ли не впервые у Чапека противостоят друг другу два начала, две полярные силы, одной из которых безраздельно принадлежат все симпатии автора. Если военный диктатор Маршал символизирует агрессию и смерть, то врач-исцелитель Гален олицетворяет борьбу за жизнь и за мир. Утверждение борьбы было тем новым, что появилось теперь в творчестве Чапека. Правда, поединок Галена с Маршалом скорее является символом борьбы, так же как символом неблагополучия в современном ми — ре служит фантастическая белая болезнь. Но знаменательна моральная победа Галена. Когда по пьесе снимался фильм, Чапек переделал финал, введя образ врача Мартина, духовного преемника Галена. Лекарство от белой болезни было передано народу маленькой страны, противостоящей агрессии.

Хотя пьеса Чапека, как и большинство его произведений, имеет обобщающий смысл, образ агрессивного государства, возглавляемого Маршалом, намеренно сближен автором с действительностью фашистской Германии. Посол гитлеровского рейха в Чехословакии потребовал даже замены фамилии барона Крюга, слишком прозрачно напоминавшей немецкое «der Krieg» — «война» и фамилию Крупна (в сценическом варианте имя Крюга было переделано на скандинавское Олаф Крог). Правительственные круги Чехословакии также опасались неблагоприятного отклика в Германии. Премьере предшествовали попытки заставить театр отказаться от постановки полностью подготовленного спектакля. Пьеса действительно прозвучала как обвинение политики гитлеровской Германии.

Разорвав порочный круг философии релятивизма, признав абсолютную истинность определенных идеалов и право на борьбу за них, Чапек ищет теперь опоры в сплоченных силах единого антифашистского фронта, в коллективных действиях. Если в романе «Фабрика Абсолюта» в качестве непререкаемой ценности представал лишь человек как таковой, «естественная» жизнь индивидуума, то ныне писатель устремляется в своих поисках к коллективу.

Пьеса «Белая болезнь» была важным звеном в идейно-философской эволюции Чапека. Ее появлению предшествовал роман «Война с саламандрами» — панорамная и многоплановая политическая сатира, в которой писатель сказал «нет» многим тенденциям современной общественной и международной жизни. Образ бесчеловечной цивилизации саламандр выступал в этом романе как аллегория современного империализма, как гротескное подобие фашистской практики. В «Белой болезни» Чапек повторяет это «нет», уже не ограничиваясь моральным отрицанием зла, но и утверждая идею борьбы против темных сил. От пьесы «Белая болезнь», в свою очередь, тянется нить к последним произведениям Чапека, и прежде всего к повести «Первая спасательная», написанной в том же году. Ее содержание посвящено как будто совершенно иной теме. В повести рассказывается о самоотверженной работе бригады шахтеров, спасающих своих товарищей, которые оказались замурованными под землей во время обвала. Но связь этого произведения с драмой «Белая болезнь» очевидна в самой постановке проблемы долга и героизма — героизма не только отдельного человека, но и коллектива. «Я хотел написать книгу о мужской отваге, о разных типах и мотивах того, что мы называем героизмом, о мужской солидарности — словом, об определенных физических и моральных ценностях, которые мы относим к числу наивысших, поскольку человечеству и нации нужны цельные и настоящие люди», — писал Чапек. Повесть «Первая спасательная» стала своего рода философским эскизом и прологом к драме Чапека «Мать» (1938), героиня которой, потерявшая мужа и детей, вручает винтовку своему последнему, младшему сыну, посылая его на защиту родины.

Такова была логика эволюции Чапека, выступавшего вначале за «смягчение» истин во имя гуманизма и закончившего призывом к активной борьбе ради тех же гуманистических принципов и демократии. Глубокая вера в конечное торжество прогресса звучит в высказываниях писателя конца 30-х годов: «Развитие человечества в последние тысячелетия совершенно явно идет к тому, что не будет угнетения одного народа другим. Существует более чем достаточно признаков того, что этот процесс будет происходить во всех частях света. Что же означают в таком случае вспыхивающие то здесь, то там акты империалистической агрессии, применения силы, алчность колониализма и т. д.? С точки зрения развития человечества все эти поползновения, собственно говоря, не что иное, как пережиток, анахронизм, отклонения от исторического порядка, отклонения, которые в свое время будут устраняться с большими или меньшими жертвами, с большей или меньшей кровью. Поражающая бесчеловечность современных войн свидетельствует как раз о там, что инициаторы этих войн ощущают их как дикое и преступное нарушение общечеловеческих норм. Поэтому они и ведут себя подобно человеку, который с топором в руках идет на убийство». Как это похоже и вместе с тем непохоже на роман «Фабрика Абсолюта»! Более того, если в романе «Фабрика Абсолюта» Чапек лишь исключил Советскую Россию из сферы своей критики, направленной против империализма, хотя и питал недоверие к идеям радикального преобразования мира, то в 30-е годы он все пристальнее присматривается к «доблестной попытке советского народа проложить новые пути и дойти к новым целям. И пусть ряд субъективных и объективных обстоятельств мешал сближению Чапека с революционными силами, знаменателен уже его повышенный интерес к советской «экспедиции в будущее».

Последние годы жизни Чапек посвятил активной борьбе против фашизма. Вступив в Международную ассоциацию писателей в защиту культуры, он стал видным деятелем антифашистского движения в Чехословакии.

По воспоминаниям близких, Чапек не раз говорил, что свои лучшие произведения он напишет после пятидесяти лет. Этому не суждено было сбыться. Чапек умер в 1938 году, сорока восьми лет, вскоре после Мюнхена, когда западные державы, считавшие Чехословакию разменной монетой в своей политической игре, бросили ее в виде подачки к ногам Гитлера. Сохранилось прямое свидетельство врача, лечившего Чапека, о том, что «на его душевном и физическом состоянии неблагоприятно сказались события осени 1938 года».

После смерти Чапека его родина пережила тяжелые годы фашистской оккупации. В гитлеровском концлагере за несколько дней до окончания войны погиб и брат Чапека, с которым они вместе начинали творческую деятельность и однажды придумали слово «робот», вошедшее затем не только во все языки мира, но и в международный технический лексикон.

Творчество Чапека давно получило мировое признание. Его романы и драмы будят мысль о перспективах научного прогресса, привлекают внимание к большим проблемам человеческого бытия и судеб мира. Нашему времени созвучны гуманные устремления писателя, его ненависть к агрессии, войне, фашизму, к политике силы.