"Николай Данилевский. Россия и Европа" - читать интересную книгу автора

обеспечена никаким положительным трактатом. На эту целость никто, впрочем, и
не посягает. От Турции требуется только, чтобы она ясно и положительно
подтвердила обязательство не нарушать религиозных интересов большинства
своих же собственных подданных,- обязательство не новое какое-либо, а уже
восемьдесят лет тому назад торжественно данное в Кучук-Кайнарджийском мирном
договоре(3). И что же! Это справедливое требование, каковым признало его
дипломатическое собрание первостепенных государств Европы, религиозные и
другие интересы миллионов христиан ставятся ни во что; варварское же
государство превращается в глазах Европы в палладиум цивилизации и свободы.
В 1854 году, как раз за десять лет до раздела Дании, до которого никому не
было дела, Англия и Франция объявляют войну России, в войну вовлекается
Сардиния, Австрия принимает угрожающее положение, и наконец вся Европа
грозит войною, если Россия не примет предложенных ей невыгодных условий
мира. Так действуют правительства Европы; общественное же ее мнение еще
более враждебно и стремится увлечь за собою даже те правительства, которые,
как прусское и некоторые другие германские, по разного рода побуждениям не
желали бы разрыва с Россией. Откуда же это равнодушие к гуманной,
либеральной Дании и эта симпатия к варварской, деспотической Турции,- эта
снисходительность даже к несправедливым притязаниям Австрии с Пруссией и это
совершенное неуважение к самым законным требованиям России? Дело стоит того,
чтобы в него вникнуть. Это не какая-нибудь случайность, не журнальная
выходка, не задор какой-нибудь партии, а коллективное дипломатическое
действие всей Европы, то есть такое обнаружение общего настроения, которое
менее всякого другого подвержено влиянию страсти, необдуманного мгновенного
увлечения. Поэтому и выбрал я его за исходную точку предлагаемого
исследования взаимных отношений Европы и России.
Прежде всего посмотрим, нет ли в отношениях Дании к Пруссии и Австрии
какого-нибудь дерзкого вызова, словом, чего-нибудь извиняющего в глазах
Европы это угнетение слабого сильным и, напротив того, в действиях России
чего-либо оскорбившего Европу, вызвавшего ее справедливые гнев и
негодование?
Мы не будем вникать в подробности шлезвиг-голштейнского спора между
Германией и Данией, тянувшегося, как известно, целые семнадцать лет и, я
думаю, мало интересного для русских читателей. Сущность дела в том, что
Дания установила общую конституцию для всех своих составных частей - одну из
самых либеральных конституций в Европе, при которой, конечно, и речи не
могло быть о каком-либо угнетении одной национальности другою. Но не того
хотелось Германии: она требовала для Голштейна конституции хотя бы и гораздо
худшей, но зато такой, которая совершенно разрознила бы эту страну с прочими
частями монархии,- требовала даже не личного соединения наподобие Швеции с
Норвегией (это бы еще ничего), а какого-то примененного к целой
государственной области права, вроде польского не позволим(4), пользуясь
которым чины Голштейна могли бы уничтожать действительность всякого
постановления, принятого для целой Дании. Но Голштейн принадлежал к
Германскому союзу, следовательно, этим путем достигалось бы косвенным
образом господство союза над всею Датскою монархией. Это господство он
считал для себя необходимым по тому соображению, что кроме Голштейна, в дела
которого Германский союз имел право некоторого вмешательства(5), в состав
Датского государства входил еще и Шлезвиг, страна по трактатам совершенно
чуждая Германии, но населенная в значительной части немцами, которые ее