"Д.С.Данин. Нильс Бор " - читать интересную книгу автора

Резерфорду.
Вепоминая впоследствии те счастливые минуты прозрения, Бор не
рассказывал, как выразились его чувства. Но датского варианта эврики не
возникло: он не выскочил из дому и не пустился с ошалелым криком к людной
площади Трех Углов. Истинный ход его мыслей в те минуты, разумеется,
невосстановим. Леон Розенфельд попытался проделать это, и, хотя он
адресовался к физикам и потому не искал образной замены формулам и терминам,
все равно ему пришлось признаться:
"Конечно, немного наивно (и я полностью сознй" это) представлять на
такой школьно-педагогический лад грандиозный процесс созидания,
происходивший тогда в голове Бора".
А что было потом, когда прошли минуты понимания проблемы в целом? Леону
Розенфельду вспомнилось, как работала мысль Бора в более поздние времена:




118
119


"Что было потом, я живо могу вообразить себе: он должен был...
терпеливо поворачивать формулу Бальмера в своем мозгу, как поворачивает
геолог в руках найденный минерал, разглядывая его под всеми углами зрения,
тщательно исследуя все детали его структуры... прощупывая логическую

необходимость каждого этапа своих размышлений; он должен был в мгновенном
охвате взвесить следствия из этой формулы, а затем ежеминутно подвергать их
проверке данными опыта..."
...Бор мог рассказать, как однажды в детстве он, одиннадцатилетний,
вместе со всем классом рисовал карандашом пейзаж за окнами Гаммельхолмской
школы. Там видны были сверху три дерева, за ними -- штакетник забора, а в
глубине -- дом. Все на рисунке выходило очень похоже, но... он выбежал из
класса и вбежал в пейзаж. Сверху увидели: он пересчитывал планки штакетника.
Потом все говорили -- вот какой он добросовестный человек: ему захотелось,
чтобы количество планок на рисунке точно сошлось с натурой. Непонятливые
взрослые! Ну разве не сообразил бы он, что для этого бегать вниз не имело
смысла? Там ведь кроны деревьев в трех местах широко заслоняли штакетник. И,
вбежав в пейзаж, попросту уже нельзя было бы узнать, какие планки изображать
не следует, потому что из окна они не видны. Его поняли опрометчиво и
похвалили не за то. Ему, мальчику, захотелось тогда совсем другого: выведать
скрытое от глаз "а сколько жердочек во всем заборе?". Не для рисунка это
нужно было ему, а для себя, рисующего. Для полноты понимания... Но это
трудно объяснить другим.
Теперь, двадцативосьмилетний, он оставался таким же.
Вчера еще ему в новинку была формула серии Бальмера, а сегодня он уже
не мог не пересчитывать все жердочки в штакетниках других спектральных
серий. Он должен был вбежать в спектроскопию. И он принялся "терпеливо
поворачивать в своем мозгу" другие спектральные формулы -- Ридберга, Рунге,
Ритца... Другие спектральные серии -- Пиккеринга, Пагаена, Фаулера... (Вот
когда ему впервые действительно понадобилось отыскивать в журнале