"Дмитрий Данилов. Гвардеец (Оболганная эпоха)" - читать интересную книгу автора

в локте и оттянул книзу.
- Как вы? - спросил он.
- Ничего хорошего, - признался я, настороженно наблюдая за его
манипуляциями.
- Не переживайте, молодой человек, ничего страшного не случилось: кости
целы - это главное. А вывихи, о них вообще смешно говорить. Плевое дело, -
заверил старичок. - Поверьте, у меня богатый опыт.
Я напрягся, чувствуя, что мне заговаривают зубы. Доктор покосился на
меня и неодобрительно поцокал языком. Внезапно он вскинул голову кверху и
воскликнул:
- Что это?
Я невольно отвлекся, посмотрев на потолок. Лекарь воспользовался этим,
легким движением повернул согнутую руку сначала кнаружи, а затем внутрь,
вставив плечевой сустав на место. Последовал щелчок.
- Мать вашу! - Я едва не умер от боли и шока.
Тело выгнулось дугой. Сейчас же на него навалились палачи, удерживая
весом. Я бился на лавке, стукаясь головой об сундучок, и успокоился, только
тогда, когда болезненные ощущения прошли.
- Потерпите, милостливый государь. Полдела сделано, - старичок подошел
к жаровне и немного понаблюдал за пляшущими языками пламени. - Отдохните
чуток, а потом продолжим.
Я полежал на спине с отрешенным видом, настраиваясь на неизбежное.
Вроде понятно, что Генрих Карлович добро делает, но страшно до жути.
Таким же образом лекарь вправил и другую руку. Щелчок, электрический
импульс в плече, приведший сердце в состояние ступора, и блаженный покой.
Я мысленно крестился, боль отступила. Попробовал пошевелить пальцами и
понял, что руки ни капельки не слушаются.
- Недельки три-четыре покоя, и с вами будет все в порядке, - сказал
довольный лекарь. - Организм молодой, сдюжит.
Интересно, дадут ли мне эти недели покоя или вновь потащат на допрос,
как только Фалалеев порешает все вопросы с начальником?
Пока предавался размышлениям, пришли конвоиры.
- Куда его девать? В старую камеру-одиночку али как?
- Бросьте к его дружку, фон Брауну. Пущай вместе сидят.
- А смотрение ему какое?
Очевидно, речь шла о режиме содержания.
- На первое время обыкновенное пущай будет, - бросил чиновник. - Но
если правила нарушит, сразу на цепь сажайте.
В сказанном было столько ненависти, что ее бы хватило на целый город.
Меня снова провели по подвалу, подвели к камере, из проема выглянуло
сонное лицо солдата, пропахшего селедкой и чем-то похожим на краску.
- Петров, принимай нового 'хозяина', - весело сообщил конвойный.
Как я узнал позже, солдаты, прикрепленные к каждой из камер, 'хозяином'
называли заключенного, который в ней содержался.
- Тоже немец? - вздохнул Петров.
- Ага, барон курляндский фон Гофен, - подтвердил конвойный.
- Опять по-человечески не поговорить, - сокрушенно произнес Петров. -
Немчик, что у меня сидит только 'вас' да 'нихт ферштейн' лопочет.
- Нет, этот вроде как русский разумеет.
- Да ну, - обрадовался Петров. - Давай-ка его скорее сюда. Он ведь