"Дмитрий Данилов. Гвардеец (Оболганная эпоха)" - читать интересную книгу автора

Руки стали послушны, я поднялся на ноги. Карл тоже быстро поправился. Мы
были безмерно благодарны женщине. Звали ее Еленой. Черные одеяние скрывали
фигуру и лицо, но чувствовалось, что монахиня не многим старше Карла. И за
ним она ухаживала по-особенному, явно выделяя.
- Он похож на моего младшего брата, - сказала как-то раз Елена.
- На того, что сидит? - с сочувствием уточнил я, зная, что арестованный
родственник монашки скоро пойдет на вторую пытку.
- Нет, другого. Тот, что арестован - старшенький наш, а молодшего Васей
зовут, по фамилии Нестеров. Купеческие люди, мы. Его забрали в войска, и
никто не знает, что с ним случилось, - вздохнула Елена. - Как бы плохого
чего не произошло. Боязно мне.
Выяснилось, что армейское начальство не утруждалось отправкой похоронок
родственникам рядовых чинов, разве что, если погибшие не происходили из
знатных семей. Жена-солдатка могла годами не знать, что муж давно уже
похоронен в сырой земле.
'Непорядок, - подумал я. - Если каким-то чудом, смогу вырваться из
застенка и сделать карьеру в армии, вот, с чего стоит начать преобразования.
Не должны люди томиться в неведении. Внимание к ним - основа любого успеха'.
Прошло уже больше месяца с нашего ареста. Наступила осень. Зажелтели
листья, пошли непрекращающиеся дожди. Влаги и сырости стало еще больше. О
переменах в природе мы узнавали из редких прогулок по территории крепости, в
основном, когда нас водили к отхожему месту. Другим развлечением было
посещение церкви, находившейся на территории Петропавловской крепости. Хотя
Карл и не являлся православным, ему очень нравилось там бывать. Выходил он
одухотворенным и очень задумчивым.
По-прежнему мы просто сидели в камере, изнывали от скуки, радуясь как
празднику приходам Елены или Леночки, как любовно стал называть ее Карл.
Похоже, он действительно влюбился в благодетельницу. Он стала его отдушиной
среди мерзких дней и ночей в опостылевшей хуже горькой редьки тюрьмы.
Допросов все еще не было. Я видел мельком Фалалеева, когда Петров
конвоировал нас с Карлом к храму. Чиновник уставился на меня, сразу узнал,
но почему-то припустил в другую сторону, будто я прокаженный.
Жизнь имеет обыкновение меняться, причем непонятно к лучшему или
наоборот. Как-то раз меня все же вызвали из камеры. Сердце сразу екнуло.
Прошлый допрос не раз снился в кошмарах. Я вскакивал в холодном поту,
крестился и с трудом усыпал снова. Повторные пытки могли оказаться мне не по
силам.
Но солдаты не повели меня к застенкам. Мы прошли по длинному
коридорчику, вдоль которого находились восемь невзрачных конторок. За каждым
кипела работа, шли допросы, писались бумаги. Как я узнал немногим спустя: в
штате Тайной канцелярии, вместе с московским отделением, состояло всего
двадцать с небольшим человек, включая писарей, протоколистов и катов. Тем не
менее, казалось, что щупальца этого спрута раскинулись по всей России.
Меня ввели в просторный кабинет. За огромным письменным столом,
уставленным предметами непонятного предназначения, восседал Ушаков. За
спиной его горел камин, весело потрескивая дровами.
Он отпустил солдат и, не страшась возможного нападения с моей стороны,
предложил присесть на лавку. Впрочем, Федор Иванович действительно ничего не
боялся, поскольку мог в одиночку скрутить практически любого заключенного.
За неимоверную физическую силу его не раз называли Ильей Муромцем. Если бы