"Софрон Петрович Данилов. Бьется сердце (Роман) " - читать интересную книгу авторамогу понять, что случилось с нею тогда. Надя и Тимир Иванович Пестряков!
Даже в шутку нельзя было предположить. Помнишь, как мы над ним потешались - этот шевиотовый костюм, золотые очки... И вдруг в Якутск - я училась тогда в пединституте - доходит слух: Надя с Пестряковым! Я не поверила. Мы ведь с ней подруги были, сколько она мне о тебе, о вашей любви рассказывала! Но я человек прямой, взяла и всё-таки написала ей, как и полагается подруге: мол, представляешь, какая дурацкая сплетня. И не получила ничего в ответ. Приезжаю на каникулы, первым делом бегу к ней. От неё самой правду услыхала - всё равно не верю! Она мечется по комнате, всё мне о бедах войны, всё какие-то несусветные глупости: жизнь, дескать, проходит, от Сергея писем нет... Потом вдруг будто взорвалась, глаза злые: "Не лезь, - кричит, - в мою душу, ни в чьих советах я не нуждаюсь". Упала на кровать, заревела в голос: "Поздно, поздно..." Хотела я её успокоить, ерунда, мол, никогда не поздно. Такая я тогда рассудительная дева была! И вдруг вижу на шишечке кровати - галстук мужской... Висит мужской галстук на её девичьей кровати. Этого самого Тимира Ивановича принадлежность! Действительно, поздно было лезть со своими советами. Ушла я, на том дружба и кончилась. Сколько лет работаем вместе, а друг друга не замечаем. Правда, однажды... Праздник какой-то был, собрались учителя на вечеринку, вино, песни. Надежда Пестрякова в ударе была - уж так она плясала, так распевала! Я вышла во двор, на лавочке присела, гляжу, и она тоже. От вина или ещё от чего, она вдруг ко мне на грудь, с откровениями. А мне не нужны её откровения, для меня она что есть, что нет. Так прямо и сказала тогда. Может, слишком уж прямо. Она тут как бомба лопнула. Когда дружили, не знала я за Надькой такой психопатии. "Вековуха! детей? А у тебя что?" Не стала я дальше слушать, поднялась с лавочки и домой. Даже в её словах не "вековуха" поразила - это, в общем-то, верно, вековуха я и есть. Но слышал бы ты, каким голосом она на меня кричала! Тогда и поняла я: не всё для Надежды Пестряковой безболезненно обошлось, не всё прошло. Жжёт её изнутри... - Нехорошо она, "вековухой" - то, - мрачно заметил Аласов. - Учительница, интеллигентка... - Да уж интеллигентка... Вслед закричала: "У меня дети, а у тебя Сенькина фотокарточка". Где ей понять, что для меня эта фотокарточка! Помолчали. - А ты и вправду... - спросил Аласов осторожно, - ждёшь его до сих пор? - Глупости, - ответила Майя устало. - Двадцать лет прошло, чего ждать? Иногда меня спрашивают: за столько лет и ничего другого себе не нашла? А я не ищу. Другой мне не нужен. Ни лучше, ни хуже. Никакой! - Ну, так ли? - Так! Никакой! И ни-ког-да! Голос её странно осёкся. В больших глазах стояли слёзы. - Ты что, Майка? - Ничего. До свидания, Серёжа. - Она оттолкнула его руку и, повернувшись, быстро зашагала назад. Он остался на пустынной улице, с болью и недоумением глядя ей вслед. Бедная женщина. - Гутен абенд! Уже пошли тетрадочки? |
|
|