"Жюльен Давидье. Урожай простуды" - читать интересную книгу автора

гравером с бородою Фаворского я джал подобный немийскому жрецу когда
ночник потеряет свой дар и сквозь занавеси просочится тревожная муть
рассвета нового дня. Тогда любимая представала предо мной очарованная
сном, а не мной и тогда она казалась мне тем пастухом с Картины Брейгеля
который не замечает падение Икара в тенеты боли и тоски. В эти минуты мне
представлялась редкая возможность заварив себе кофе выйти на балкон и
столкнуться с миром без посредника и превозмогая себя попытаться найти
пути и тропы примирения с ним с тем что бы он не зависимого от того любим
я или нет давал мне возможность прикасаться к нему и испытывать радость.
Подобно раковому больному который не хочет умирать в больнице и остается
дома наедине со смертью и свободой от виденья умирания других. Такое
мужество казалось мне жалким. Мне еще не пришлось понять того, что какими
счастливыми не были бы наши обьятья в этой жизни нам приходится умирать
самим в обьятиях самого себя и какими будут эти обьятия полными страха или
благости зависит от нас самих а не от тех кого мы любили или ненавидели,
кто вкладывал нам в руки дары душевной теплоты или вражды и не от женщины
лежащей рядом обьятой сном и которую я так любил. Ночник становился
бездарностью лампочкой накрытой абажуром и запеленаной в черный шелк. Его
бесталанность компенсировалась первым поцедуем который она дарила мне в
тот день. - Тебе лучше? спрашивала она сбрасывая на пол халат являя для
меня зрелище своей обнаженности которую она не позволяла постигнуть до
конца. Потом с лукавым видом перехватывая мой напряженный взгляд она
ласково восклицала%-Львенок! и наклонялась к лежащему преподнося нав своих
руках священные дары юных грудей. Какой близкой казалась она мне в те
минуты когда играя своим алым соском с моими губами она взьерошивала мне
волосы нетерпеливо искала мои руки что бы сжать ихз в своих покраснев от
напряжения. Отрываясь от ее груди я захлебывался в рыданиях полный
печального опыта недолговечности этих невиных ласок. Я искал слов что бы
со всей верностью передать ей мою печаль, что бы они обладали той
непереходящей силой появляясь в ее сердце всякий раз как незримый кодекс
нашей истории прерывая ее начинания причинить мне муку.
Лишь только детство обладает способностью не уметь предвосхитить конец
истории или события оно живет в нем с замиранием сердца ожидая продолжения
не думая! о подвохе. Оно лишенно опыта повторяющихся прекрасных но все же
обманов. Не зная ничего оно способно отдаться радости так полно как
никогда потом. Слушая как плещется вода в ванной смывая остатки сна с тела
моей любимой, я думал о Сване я думал о нем еще с вечера предыдущего дня.
Милый аид Шарль разглядывая витражи Шартрского собора вспоминая лицо жены
дочери Иофора мог вспомнить маску лица женщины поверженной мужчиной
которым был он.
Ведь не смотря на его любовь эта маска была такой же когда женщину с
картин Боттичели повергал Форшвили или другой ее любовник и зная это Сван
знал почти все. Все это огромное количество мужчин уносимое временем в
сторону старости и увядания среди верениц воспоминаний уносили образ этой
маски и среди этих мужчин был Сван. Подобно тому как мы все бредущие к
смерти несем воспоминание о рассвете или буре, вкусе молока или сигареты
так и сейчас энное количество мужчин в поверженной в осень Франции несли
воспоминание о лице женщины к которой стремились когда то влекомые то ли
скукой то ли желанием или страстью, женщины читавшей мне сегодня ночью
сказку рильке и попровлявшей компресс на мое! м лбу и имя им было Легион.