"Лев Иванович Давыдычев. Трудная любовь (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Представляю удовольствие Максимова. Не меньше десятка номеров, наверное,
скупил.
- Почему опоздал? - Николай попытался изобразить на своем лице грозное
недовольство, но Олег подмигнул и отозвался с веселой беззаботностью:
- Проспал. Вчера мамаша халат купила, ну, я его, соответственно, обмыл.
- Все-таки к работе надо относиться...
- Без лекций, дорогуша. Основные принципы коммунистического воспитания
я знаю со школьной скамьи. Ты что, с левой ноги встал?
Николай побаивался острого языка Олега и предпочитал не связываться,
тем более, что чувствовал себя перед ним беспомощным.
- Звонил Максимов, - многозначительно заметил Николай.
- Ну и что? Сказал, что никакого друга у него в Каховке нет?
- Точно.
- А! - Олег махнул рукой. - Ерунда! В глубине души он доволен. Думаешь,
не приятно прочесть в газете о своей собственной персоне? Мне, пожалуй, пора
в командировку. Засиделся я в городе. Куда бы податься? К шахтерам или к
лесорубам?
- Ты сначала из этой истории выкрутись.
Олег с жалостью посмотрел на приятеля и ответил:
- Пустяки. Одну детальку выдумал. Зато очерк получился интересным. -
Олег сел на подоконник и, болтая ногами, продолжал: - Все заняты, все пишут,
а газета серенькая. Плохи наши дела. Набрали нас без разбора с разных
участков так называемого идеологического фронта, а теперь извольте
удивляться, почему "Смена" никуда не годится. Оторвись на минутку от трудов
праведных, взгляни на номер и попробуй удержись от зевоты. Сухие, как листы
в гербарии, отчеты. Близнецы-информации. Нудная передовая. Что читать?
- Очерк О. Вишнякова.
- Вполне согласен с тобой, не сочти за хвастовство. Во всяком случае,
не так бледно и невыразительно, как остальное.
Вошел Полуяров, остановился в дверях. А Олег горячо рассуждал о том,
что на одних фактах в очерке далеко не уедешь, что, сооруженный из фактов и
фактиков, он будет мертворожденным, что очерк - результат творческого
отношения к материалу и не грех, если в очерке герой сделает то, что он в
жизни не делал.
- Короче говоря, - медленно произнес Полуяров, - скажите мне имя вашей
бабушки, и я напишу о вас очерк? - В его серых глазах промелькнули искорки
раздражения. - Выдумать легко. Ни ума, ни таланта особого для этого не
требуется. А вот писать настоящую обыденную правду - трудно. Ты слишком
самонадеян.
- Я просто имею свое собственное мнение, - Олег спрыгнул с
подоконника. - Впрочем, в данный момент я мечтаю о парикмахерской, куда и
удаляюсь с вашего разрешения.
Когда он ушел, Полуяров сказал:
- Самое опасное в том, что он не понимает, что стал писать хуже.
"Сказать или не сказать? - мучительно раздумывал Николай. - Вроде бы
пустяковый случай".
- Я подозреваю, - задумчиво протянул он, - что на заводе будут
недовольны очерком.
Оставшись один, Николай долго крутил в руках пресс-папье, думал, и
перед глазами вставало лицо Олега - круглый, всегда гладко выбритый