"t" - читать интересную книгу автора (Пелевин Виктор Олегович)VВыбравшись на берег, Т. пошел вниз по реке, прячась в прибрежных зарослях. Зарево пожара осталось позади; вокруг сомкнулась холодная тьма, и вскоре Т. стало казаться, что он не человек, а заблудившийся зверь, крадущийся сквозь ночь – доказательством были его нагота и одиночество. «Впрочем, – подумал он, – фальшивое чувство. Крадущийся зверь не ощущает себя крадущимся зверем. Хищнику не нужны метафоры – все это слишком человеческое…» Примерно через час он увидел вдали огни костров, потом услышал звуки гитары, а затем до него долетел сводящий с ума аромат печеных яблок. Это, видимо, и был тот табор, о котором говорила покойная княгиня. Самая веселая компания расположилась вокруг большого костра у кромки воды. Они пели «Шел мэ вэрсты». Т. любил эту песню. Чтобы не смутить цыган внезапностью своего появления, он издали запел им в лад. На его голос обернулось несколько человек – но никто не проявил беспокойства, когда в освещенном пространстве перед костром появился голый мускулистый бородач. Сохраняя дистанцию, Т. присел у огня и с наслаждением стал впитывать тепло – за время прогулки по берегу он изрядно продрог. Вскоре к нему подошла цыганская девушка, одетая в ворох пестрых платков и тряпок, и протянула глиняную тарелку с двумя печеными яблоками. Т. благодарно принял предложенное, и девушка, покосившись на его золотой талисман, присела рядом. – Куда путь держишь, офицер? – спросила она хриплым разбойничьим голосом. «Видимо, – подумал Т., – офицер для нее всякий мужчина, который не цыган. Какая простая вселенная, даже завидно…» – В Оптину Пустынь, – ответил он. – А что это такое? – Так я сам, милая, хотел у вас разузнать. Цыганка смерила его взглядом. – Ну погоди, сейчас разузнаешь. Встав, она ушла в темноту. Когда Т. доел последнее яблоко, к нему приблизились двое – седой старик, похожий на зажиточного мужика (его принадлежность к цыганскому сословию выдавала только серьга в ухе), и бритый наголо гигант в зеленых шароварах. Торс гиганта покрывали лубочные татуировки, выполненные крайне неискусно и криво, а нос был уродливо расплющен. «Это впечатляет, – подумал Т. – До чего, однако, точный психологический расчет: сразу понимаешь, что такому ничего не стоит убить человека. Ясно по тому, как пошло он себя изуродовал. Ведь из презрения к собственной жизни всегда следует презрение к чужой…» – Ты спрашивал про Оптину Пустынь? – спросил старик. – Я, – подтвердил Т. Старик с гигантом обменялись многозначительным взглядом. – Думаю, это тот, кого мы ждем, – сказал гигант. – Если полковник правду говорил, куплю новые сапоги. – Не лютуй, Лойко, – вздохнул старик. Он повернулся к Т. и показал ему дешевые песочные часы – вроде тех, что встречаются в гимназических кабинетах естествознания. – Тебе придется доказать, что ты заслуживаешь ответа на свой вопрос, борода. – Каким образом? – Ты должен бороться с Лойко и выстоять против него хотя бы две минуты. Останешься живым – узнаешь все, что хочешь. – Господа, – сказал Т., – здесь какое-то недоразумение. Вы даже не спросили, кто я такой. – Тебя не спросили, кто ты такой, – отозвался старик, – потому что это не в нашем обычае. Мы цыгане. Но каждый, кто заговорит о том, о чем заговорил ты, должен бороться с Лойко. А если ты тот, кого мы ждем, ты просто обязан бороться. Перевернув часы, он поставил их на землю и объявил: – Время! – Постойте, – сказал Т., – а кого, собственно, вы ждете? Гигант, уже протянувший к Т. руки, замер. – К нашему барону приезжал жандармский полковник, – ответил старик. – Он сказал, что сегодня из реки может выйти голый человек с черной бородой, за которого объявлена награда – за живого или мертвого. Нам не нужна награда за живого, потому что мы цыгане и это будет для нас позором. Но нет позора в том, чтобы получить награду за мертвого – это как продать лошадиную шкуру. Поэтому борись с Лойко, и пусть Бог поможет тебе выстоять. – А какой смысл вы вкладываете в понятие «выстоять»? – За то время, пока в часах сыплется песок, ты ни разу не должен коснуться спиной земли. Это не так долго – меньше двух минут. Тогда мы поверим, что ты тот, за кого себя выдаешь. – Но я ни за кого себя не выдаю, – заметил Т. Старик с гигантом переглянулись. – Это правда, – сказал старик. – Тогда ты должен доказать, что ты тот, за кого мы тебя принимаем. – А за кого вы меня принимаете? – За того, кого ждет наш барон, – ответил гигант Лойко. – Тебе уже объяснили. Жандармский полковник предупредил барона, что может прийти голый человек с бородой. Т. почесал в затылке, словно пытаясь понять слишком мудреную для него мысль. – Но для чего мне доказывать, что я голый человек с бородой, если это и так видно? Цыгане у костра давно затихли и теперь напряженно вслушивались в разговор. На лице гиганта отразилось раздумье. Старик тоже надолго задумался, поглаживая пальцами тяжелый серебряный полумесяц в растянутой мочке уха. Наконец он сказал: – Голый человек с бородой может быть тот и не тот. Голых людей с бородой много, а награду дают только за одного. – Да, – согласился Лойко. – И я уже не уверен, – продолжал старик, – что ты тот голый человек с бородой, про которого говорил полковник. Для того человека ты слишком много болтаешь. Но тебе все равно придется пройти испытание. – И что будет, если я его пройду? – спросил Т. – Мы отведем тебя к барону. – Хорошо, – ответил Т. – Извольте, я готов. Только скажите, какие приемы мне разрешается применять? Лойко презрительно засмеялся. – Любые, какие знаешь. – То есть совсем-совсем любые? Лойко кивнул. – Все это слышали? – спросил Т., обращаясь к сидящим у костра. – Да, – подтвердил Лойко, пригибаясь к земле и вытягивая перед собой похожие на два полена руки. – Все слышали. Не бойся сделать мне больно… Он сделал шаг к Т. – Но тогда, – сказал Т., – я уже прошел ваше испытание. – Почему? – спросил старик. Т. указал на поблескивающую в траве колбу. – Весь песок в часах пересыпался вниз. Извольте свериться. И я ни разу не коснулся спиной земли. Такие уж у меня приемы, господа. Вокруг костра поднялся шум – цыгане заспорили. Кто-то смеялся, кто-то разочарованно плевал в огонь. Но, судя по всему, серьезных возражений ни у кого не нашлось. – Какие странные приемы, – сказал старик. – И что это за борьба? – Она называется «незнас», или «непротивление злу насилием», – ответил Т. – Ты схитрил, как баба, – презрительно бросил Лойко. – Еще скажите, сударь, что я веду себя как цыган, – усмехнулся Т. – Мы еще встретимся с тобой, борода, запомни. Т. пристально поглядел гиганту в глаза. – Вам не следует к этому стремиться. – Почему? – Встреча закончится не так, как вы предполагаете. Цыган Лойко ничего не сказал, только недобро ухмыльнулся. Т. повернулся к старику. – Вы обещали отвести меня к барону, если я пройду испытание? Так ведите… Цыганский барон оказался приземистым полным человеком, похожим на отставного гусара – он был одет в малиновый доломан со споротыми шнурами. На его морщинистом лице кустились пушистые длинные усы, которые вполне пошли бы полицмейстеру или железнодорожному служащему. Барон в одиночестве сидел на раскладном стуле у самого дальнего костра; рядом стоял второй такой же стул. Изредка к огню приближалась худая маленькая женщина, чтобы подбросить в него веток, и сразу уходила прочь. Цыган, сопровождавший Т., подошел к барону, склонился к его уху и долго что-то говорил. Барон несколько раз усмехнулся, глядя на Т., а потом жестом пригласил его сесть рядом. – Итак, – начал он, когда провожатый удалился, – вы победили Лойко. Кто вы? – Меня называют граф Т. – Здравствуйте, граф. – Здравствуйте, барон, – сказал Т. с еле уловимой иронией. – Зачем нужно было это идиотское испытание? – Мы стараемся, чтобы из жизни не уходил дух благородного соперничества, – ответил барон чуть виновато. – Иначе мы быстро выродимся в шайку воров. – Вы знаете, кто я, – сказал Т. – А как ваше славное имя? – Зачем я стану обременять вашу память, – сказал барон. – Мое имя вам уж точно ни к чему. Пусть я буду просто цыганским бароном. Итак, у вас, кажется, был ко мне вопрос? – Да, – сказал Т. – Что такое Оптина Пустынь и где она находится? Барон выпучил глаза в недоумении. – Как? – переспросил он. – Оптина Пустынь, – отчетливо повторил Т. – Мне сказали, это что-то цыганское. Барон надолго задумался. – Не знаю, – сказал он. – Кажется, я раз или два слышал похожее словосочетание, когда учился в Петербургском университете. Это что-то литературное или мистическое. Но я могу и ошибаться. Однако совершенно точно, что к цыганскому укладу и обычаю это не имеет никакого отношения. – Позвольте, – сказал Т., – но ваши люди только что говорили: всякий, кто спросит об этом, должен бороться с Лойко. – Они по любому поводу так говорят, – махнул рукой барон. – Скучают, кровь играет. Вчера, верите ли, проезжал мимо жандармский полковник – один, верхом на лошади. Направлялся из сестриного имения в город Ковров, который тут неподалеку. Спросил у этих разгильдяев дорогу, так они и его заставили бороться… Он, кстати, успел рассказать, что похожего на вас человека ищут в округе. – Мне уже говорили, – ответил Т. – Выходит, вы ничем не можете помочь? – Отчего, – сказал барон, – могу. Ваша победа в поединке накладывает на меня определенные обязательства, поэтому мы обратимся к оракулу нашего табора. Делать это следует только в исключительных случаях, но сегодня у меня тоже есть к нему вопрос. – Думаете, оракул знает что-то такое, чего не знаете вы? Барон засмеялся. – Понимаю ваш скептицизм, граф. И все-таки попробовать стоит. Вы ведь рисковали ради этого жизнью. Он хлопнул в ладоши, и к нему приблизилась следившая за костром женщина. Барон что-то тихо приказал, и она исчезла в темноте. Через минуту она вернулась, положила к ногам барона вместительный футляр, обтянутый темной тканью, отвесила поклон и снова растворилась во мраке. Барон вынул из сапога маленький нож. Придвинув к себе футляр, он вспорол пыльную ткань и раскрыл его. Внутри лежала деревянная кукла. Вместо ног у нее была заостренная на конце палка, черная от земли. Цыган воткнул ее в землю (отчего кукла в бессильном возмущении взмахнула руками), а затем вынул из того же футляра курительную трубку с маленькой металлической чашкой и длинным деревянным чубуком. Достав из привязанного к трубке мешочка кусочек какого-то прозрачного вещества, похожего на янтарь или канифоль, он вложил его в чашечку. – Вы хотите… – начал было Т., но цыган перебил его: – Не бойтесь, вас не отравят. Мне надо понять, что делать по поводу вчерашнего жандарма, поэтому у вас будет собственный лорд-пробователь… Вернее, барон-пробователь. Вынув из костра горящую ветку, он поднес ее к металлической чашечке, затянулся и повелительным жестом протянул трубку Т. Тот осторожно взял ее в руки и, стараясь не вдыхать чересчур много, потянул в себя густой терпкий дым. У него сразу же закружилась голова, и он вернул трубку барону. – Ну как? – спросил барон. – О чем вы теперь думаете? Т. открыл рот для ответа, и вдруг понял, что ответа нет. Все мысли, только что заполнявшие его ум, разлетелись и исчезли – остался только треск сучьев в костре, запах дыма и чуть холодящий спину ветер. И еще мелькнуло головокружительное ощущение: словно под ногой подломилась перекладина лестницы, и тело стало невесомым. Поборов испуг усилием воли, Т. исподлобья поглядел на барона. Тот, видимо, понимал, что происходит – улыбнувшись, он затянулся еще раз, затем положил трубку назад в футляр, указал на куклу, встал и неторопливо пошел прочь от костра. Оставшийся в одиночестве Т. уставился на деревянного истукана. Это было подобие деревянного Пьеро: кукла печального образа с яйцеобразной головой, поднятыми над переносьем бровями (что придавало ей комически грустный вид) и прямоугольным подвижным ртом. Ее овальное тело покрывал черный лак; на груди были нарисованы три больших белых помпона, а длинные суставчатые руки кончались шариками, похожими на сжатые кулаки. С этих шарообразных кулаков и подвижной челюсти свисали коротко обрезанные нити. Т. разглядел выступающие из дерева крохотные металлические кольца, к которым они были привязаны: кукла, по-видимому, когда-то служила для представлений в балагане. Вдруг одна из рук куклы пришла в движение – хотя Т. отчетливо видел, что за обрезки нитей никто не тянул. Поднявшись до уровня головы, рука приветственно помахала, затем прямоугольный рот поехал вниз, и кукла сказала: – Коман сава, граф? Она говорила тем же голосом, что и тень на корабле княгини Таракановой. – Сава, – ответил Т. – Извините за этот вид, – сказала кукла. – Но если бы я выбрал в качестве медиума кого-нибудь из цыган, у вас наверняка остались бы сомнения в достоверности происходящего. Сейчас их не будет. – Кто вы такой? – спросил Т. Деревянный рот куклы издал несколько сухих звуков, похожих на что-то среднее между смехом и стуком. – Я уже представился в прошлый раз. Я ваш создатель. Мое имя Ариэль. Как и положено создателю, в настоящий момент я творю вас и мир. Я имею в виду, ваш мир. – Это я помню, – сказал Т. – Но кто вы по своей природе? Вы Бог? – Лучше считайте меня ангелом, – сказала кукла. – Мне будет приятно. – Вы падший ангел? Князь мира сего? Кукла зашлась деревянным смехом. – Вам не кажется, граф, что слово «падший» применительно к князю мира отдает просто небывалым лицемерием? Люди наперебой соревнуются, чтобы получить у него какую-нибудь работенку, и отчего-то называют его при этом «падший»… Т. улыбнулся. – Так учит церковь, – сказал он. – Да-да, церковь, – повторила кукла. – Считается, церковь противостоит князю мира. Ну не чушь ли? Вот подумайте сами, если бы у обычного околоточного надзирателя в самом что ни на есть жидоедском околотке какой-нибудь бедный еврей открыл корчму, где на вывеске было бы написано «противостою околоточному надзирателю», долго бы он так противостоял? – Думаю, нет. – И я тоже так думаю. А если бы такое заведение исправно работало из года в год и приносило хорошую прибыль, это, видимо, означало бы, что тут с околоточным очень даже совместный проект. – Извините, – сказал Т., – но ведь есть разница между околоточным и князем мира сего. – Я тоже так думаю, – согласилась кукла. – Князь мира не в пример могущественнее и умнее. И если он позволяет в своем околотке заведения, которые официально и торжественно противостоят околоточному, то это, надо думать, не без особого резону… – Что вы хотите этим сказать? – Пока ничего, граф, – хмыкнула кукла. – Так, делюсь наблюдениями. – Просто мне не нравится выражение «падший ангел». Если хотите, считайте меня пикирующим ангелом. – Что значит – «пикирующий»? Вы с кем-то пикируетесь? Говорите язвительности? – Нет. Пикирующие ангелы – это такие, которые еще надеются выйти из падения. Не совсем падшие, но вплотную приблизившиеся к порогу, хе-хе… – Церковь ничего о вас не говорит. – Мы тоже ничего о ней не говорим, – ответила кукла, – наша позиция по этому вопросу пока неясна. Но по мере вашего приближения к Оптиной Пустыни все решится. Если все пройдет как задумано, вас ожидает трогательное возвращение в церковное лоно. Однако не будем предвосхищать события… – Вы громоздите одну загадку на другую, – сказал Т. – Ответьте мне ясно и без уверток – кто вы такой на самом деле? Нарисованные глаза куклы моргнули и холодно уставились на Т. – А кто такой вы? Что вы знаете про самого себя? Т. пожал плечами. – Теперь мало. Меня контузило пулей. Но хоть я и потерял память – временно, надеюсь, – я все же остаюсь самим собой. – Вспомните что-нибудь конкретное о себе самом. Что угодно. – Например… Например… – Т. нахмурился, а потом нервно засмеялся. – Я думаю, так любого можно поставить в тупик. Велите человеку вспомнить о себе что угодно, и он растеряется. – Но вы не помните вообще ничего, не так ли? – Почему, кое-что приходит на ум. Вот Ясная Поляна, например. Беседки, борозда от плуга… Фру-Фру… Так лошадь зовут… Т. показалось, что кукла растянула рот в деревянной улыбке – хотя устройство ее рта этого не позволяло. – Ну это уже я за вас начинаю придумывать. Трудно удержаться. – Послушайте, Ариэль, – сказал Т., – вы, как я понимаю, можете показаться в любом виде, в каком пожелаете. Почему вы решили стать куклой? – Это намек. – На что? – Вы постоянно спрашиваете, кто такой я. Но ни разу не спросили, кто такой вы. Приходится стать для вас зеркалом. – Вы хотите сказать… – Т. почувствовал неприятный холодок под ложечкой, – что я кукла? Ваша марионетка, игрушка? Которая кажется живой только тогда, когда кукловод дергает ниточки? Кукла противно захихикала. – Почти попали. Но ниточки, как вы видите, обрезаны, и марионетка действует как бы сама. Задумайтесь, чем она занята? Дерется, стреляет, ведет беседы со встречными, убегает от какого-то Кнопфа. Но ничего толком не знает ни про себя, ни про этого Кнопфа. Каждую секунду она ведет себя так, словно движется к хорошо известной цели, но стоит ей задуматься об этой цели, и она с ужасом понимает – цель неясна… – Почему бы вам не перестать морочить мне голову? – спросил Т., сжимая кулаки. – Покажитесь в своем настоящем виде. Можете вы? – Могу, – сказала кукла после недолгого размышления. – Но вы будете разочарованы. – Прошу вас, сделайте это. – Сегодня уже нет времени. – Тогда в следующий раз. Обещайте. – Ну что ж, – вздохнула кукла и поглядела куда-то в сторону. – Пожалуй, и покажусь. А сейчас вам следует отдохнуть, граф. Завтрашний день вы почти полностью проведете в седле. Набирайтесь сил и не мучьте себя раздумьями – скоро вы все узнаете и так. Спокойной ночи. Т. не успел ничего сказать в ответ – руки куклы, только что занятые мелкой жестикуляцией, вдруг бессильно повисли; прямоугольник рта отвалился вниз. Теперь перед Т. чернел просто мертвый кусок дерева с нарисованными пятнами глаз. Т. смотрел на него до тех пор, пока из темноты не появился цыганский барон. В его руках были два свернутых одеяла. – Устраивайтесь на ночлег, – сказал он. – Утром вы получите вещи, которые велел передать вам оракул. – Какие вещи? – Форму жандармского полковника, – ответил барон. – Его оружие, кошелек с деньгами и коня. И какой это конь… Мне придется сделать над собой усилие, чтобы не перерезать вам горло ночью. – А откуда у вас форма жандарма? И его лошадь? – Та Лойко заборол. Не волнуйтесь, граф, все произошло по-честному. Жмура мы по реке пустили, а барахло я хотел приберечь, но уж больно оно горячее, как бы весь табор не запалило. Да и не нужны свободным людям сапоги со шпорами. А вам могут пригодиться. Езжайте, а дальше что-нибудь подвернется. Может статься, и найдете свою Пустынь… |
||
|