"Юрий Владимирович Давыдов. Иди полным ветром " - читать интересную книгу автора

- И довольно резво.
Сошли вниз. В печи пылал огонь. На столе дожидались суп, свежие
омули, штоф хлебного вина.
Сели обедать, разговорились, Матюшкин ругался: растяпа эдакий,
местный исправник Тарабукин ничего не сделал для экспедиции, хотя его
предупредили из Якутска. Правда, он, мичман, успел кое-что припасти,
условился о закупке ездовых собак с казаком Артамоном Татариновым, лучшим
колымским собачником, а с другим казаком, искусным охотником Солдатовым, -
о поставке дичи.
- Полагаю, Федор Федорович, - заметил Врангель, - за зиму мы
хорошенько подготовимся к вояжам и займемся астрономическими наблюдениями.
В конце января ожидаю я нашего Прокопия Тарасовича с большим транспортом.
А вам надо бы съездить к чукчам, просить помощи.
На дворе смеркалось. В Нижне-Колымск возвращались охотники. С
заиндевевшими бородами, в кухлянках, подпоясанные кушаками, на которых
висели большие ножи, медные трубки с коротенькими чубуками и кисеты с
огнивом и табаком, охотники шагали устало и грузно. Одни несли рыбу,
другие - "пакость", как называли они дичь.
Матюшкин простился с лейтенантом и отправился к себе, в соседнюю
избу.
Матрос Михайло Нехорошков блаженствовал на печи. Ну, точь-в-точь как,
бывало, дома, в Трифоногорской деревне, в той архангельской деревне, что
покинул он шесть лет назад, забритый на цареву службу.
Федор сел у стола, оперся головой на руки. Вот и Врангель приехал.
Хоть и не смостились их души, и близость не возникла сердечная, но ведь
есть же и общие воспоминания, и общие знакомые... Но вот вновь, как уже
случалось не раз, легло на душу Федора почти физическое ощущение далей,
отринувших его от всего мира. Этого чувства не знал он на корабле. Может,
потому, что корабль всегда был в движении, от чего-то отдаляясь, но в то
же время к чему-то и приближаясь?
Хлопнула дверь, вошел матрос Савелий, пригожий чернявый малый. Они
уединились с Михайлой за перегородкой, принялись баловаться чайком, завели
разговор.
Матросы были ровесниками. Обоих в один год пригнали на флот. Служба,
однако, у них сложилась по-разному.
Савелий Иванников сперва обретался "при береге": на Сестрорецком
оружейном заводе обучали тамбовского мужика из деревни Красивской
слесарному делу. Обучив, отправили в Кронштадт, в 12-й экипаж, и Савелий
ходил в море на корабле "Принц Густав".
Но все его "кумпании" были пустяками в сравнении с походом Михайлы.
Нехорошков-то был не просто балтийский матрос. Он был одним из тех
немногих матросов, что звались уважительно дальновояжными, то есть
совершившими крутоземные плавания. И одного этого было достаточно, чтобы
Савелий признавал Михайлино превосходство в опытах жизни.
Федору слышался голос Михайлы. У него был крутой говорок с упором на
"о". Раздумчиво повествовал Михайло - и, наверное, не в первый раз - о
плавании на "Камчатке". Говорил он что-то о штормах у мыса Горн, об
острове Суматра, где "от жаров и паров расейскому человеку быть не можно",
об ураганах Индийского океана, "когда хоть стой, хоть падай, хоть святых
вон выноси".