"Журнал "Если" 2009" - читать интересную книгу автора

Приближение третье ВОЙНА

…что нам открыл усталый кормчий…

– Осторожнее, сэр! Пригнитесь.

– Что?

– Снайпер. Четверых наших положил, сволочь.

От пороховой гари першило в горле. Прокашлявшись, он выглянул из-за развороченного взрывом бруствера. Над головой чиркнула пуля. Мигом позже началась беспорядочная пальба. Земляной бруствер вскипел фонтанчиками пыли. В ответ загрохотал крупнокалиберный пулемет.

Кто эти люди? С кем они воюют? Неважно. В траншее – свои. Напротив – враг. Нет, не так. На войне врагов нет. Есть противник. Которого надо выбить из дома, а лучше – уничтожить. Задача поставлена: захватить объект № 137/4 и удержать до подхода танкового батальона Петерсена.

В памяти смутно, как в тумане, проступили тесные коридоры, люди в форме, трели телефонов, треск пишущих машинок; лысый полковник с дергающимся левым веком отдает приказ…

– Сержант, доложите обстановку.

Сержант отряхнул мундир, напялил рваную пилотку. Хотел вытянуться по стойке «смирно», но в последний момент сгорбился, вобрав голову в плечи. Кому охота получить пулю от снайпера?

Он не винил сержанта.

– Захватив вторую линию обороны противника, наша рота вышла на рубеж атаки объекта, где была остановлена огнем из здания. Потери – семнадцать человек, включая командира роты и его заместителя.

– Сколько осталось личного состава?

– Сто семь человек.

– Численность противника?

– В здании человек сорок–пятьдесят. У них пристреляны все сектора. Два пулемета – второй этаж слева и третий справа. Есть снайпер. Он командира и положил. И лейтенанта Капичку. И двух гранатометчиков, когда пытались подавить пулеметные гнезда.

– Ясно.

Он восстановил в памяти дом, который успел увидеть до начала обстрела. Высоченное белое здание с непомерно широкими окнами. Гранаты кидать – одно удовольствие: не промахнешься. В нижние, судя по копоти и выкрошенному бетону, уже кидали. Стена – рябая от пулевых оспин. Дом напоминал айсберг, плывущий в студеном море. Пулеметы стоят грамотно: перекрестные сектора, траншея как на ладони. Снайпер? Третий этаж… пятый… седьмой… Стоп! Седьмой этаж, центральное окно. Едва заметный светлый бугорок над подоконником.

Голова? Возможно.

– Сержант, вы засекли местоположение снайпера?

– Никак нет, сэр.

– Плохо. Ладно, попробуем выманить. Передайте приказ: готовиться к атаке. Гранатометчиков – на фланги, распределить цели. По команде – подавить пулеметные гнезда и прорываться к дому.

– Но, сэр… А как же снайпер?

– Снайпером я займусь лично. Принесите мне винтовку.

– Есть, сэр!

– Еще мне нужны два добровольца. Пусть начнут перемещение по траншее. Дайте им использованные одноразовые гранатометы. Задача: помелькать, чтобы привлечь внимание снайпера. Дальше – мое дело. Все ясно?

– Так точно, сэр!

– Выполняйте.

Пригибаясь, сержант заспешил прочь. Вскоре молоденький капрал принес винтовку. Взяв оружие в руки, он с трудом сдержал вздох разочарования. Вместо снайперской винтовки с хорошей оптикой ему вручили винчестер времен покорения Дикого Запада.

– Как это понимать, капрал? Что за антиквариат?

– Простите, сэр! Это все, что есть. Остался от сержанта Берна. У остальных – автоматическое оружие стандартного образца.

В доказательство капрал продемонстрировал автомат-короткоствол со сдвоенным магазином и откидным прикладом.

– Этот реликт хоть заряжен?

– Не могу знать, сэр!

Вот же бестолочь! Заладил, как попугай: «Простите, сэр! Не могу знать, сэр!» Хоть бы раз по званию обратился… По крайней мере стало бы ясно, в каком он чине. Не спрашивать же у подчиненных? Он покосился на собственный левый погон, поймал изумленный взгляд капрала и плюнул в сердцах.

Руки действовали сами. Он передернул скобу перезарядки. Из затвора вылетел масляный желтый патрон, и он ловко поймал его в подставленную ладонь. В магазине патронов оказалось семь. Заново перезарядив винчестер, он проверил, что оружие стоит на боевом взводе, приказал восхищенному капралу следовать за ним и направился к заранее намеченной позиции.

Шагах в тридцати из бруствера торчал косо срезанный, исковерканный пулями пень. Он осторожно просунул «реликт» сержанта Берна между обнажившимися узловатыми корнями, прильнул к оружию, повел стволом. В окне седьмого этажа что-то шевельнулось. Вспышки выстрела он не увидел – похоже, винтовка снайпера была снабжена пламегасителем.

Еле заметное облачко дыма развеялось через секунду.

– Иржи! – заорали в траншее. – Иржи убили!

В глазах потемнело. Накатила бешеная, черная ярость. Сволочь! Я никому не позволю безнаказанно убивать моих солдат! Мигом позже обжег стыд. Это по его приказу неведомый Иржи выполнил роль приманки! Он знал, что отправляет человека на верную гибель. И теперь обязан застрелить снайпера, чтобы смерть Иржи не была напрасной.

Кто-то горячо задышал ему в шею.

– Сэр, я его засек! Он вон там!

Капрал, о котором он успел забыть, привстал над бруствером, указывая пальцем на дом.

– Назад, болван!

Он отвлекся от цели, чтобы сдернуть капрала обратно в траншею, и опоздал. Голова бедняги взорвалась. В лицо брызнуло горячим и липким. Он закричал от ярости и бессилия. Вновь припал к винчестеру, поймал тень, мелькнувшую в окне, в прорезь прицела; задержал дыхание.

Какое надо взять возвышение?

В окне сверкнуло, за шиворот посыпалась древесная труха. Второй раз снайпер не промахнется. Он поднял ствол выше – и окно дома рванулось навстречу, словно на винчестере объявился оптический прицел. Пепельно-льняная челка, курносый нос, нежный овал лица…

Лика!

Она никогда не умела стрелять! В парковом тире вечно мазала, расстраивалась, потом сама над собой смеялась… Почему она там, с врагами?! Она только что стреляла в него…

Палец на спусковом крючке медленно выбирал слабину. Он жил сам по себе, этот проклятый палец, словно был солдатом, исполняющим воинский долг. Вопреки приказу командира. Если командир – предатель, его приказа можно и должно ослушаться. Кровь капрала остывала на лбу и щеках.

Что же ты наделала, Лика?!

Мгновение тянулось жевательной резинкой, оставляя во рту горький привкус полыни. Он проигрывал битву с пальцем. В последнюю долю секунды, оставшуюся до непоправимого, он рванул ствол винчестера вверх.

Грохнул выстрел.

«Пуля пройдет выше! – как заклинание, твердил он. – Ты останешься жить, Лика. Плевать на эту дурацкую войну, это не моя война!.. Как я мог забыть о тебе…»

Лика встала. Ее фигура вознеслась над подоконником. Белое подвенечное платье, как на их свадьбе. Газовое облако фаты. В руках – букетик нарциссов, и никакой винтовки.

– Не-е-ет!!!

Этого не могло быть. Ей не успеть взобраться на подоконник, пока летит пуля! Он еще кричал, когда пуля ударила женщину в живот, переломив хрупкую фигурку пополам. Платье окрасилось багряным. Медленно, как в кино, Лика полетела вниз.

С седьмого этажа – окровавленная снежинка.

Звука падения он не услышал. Кто-то завопил «Ура!», справа и слева шарахнули гранатометы, в двух окнах вспухли черно-рыжие клубки разрывов, накрывая пулеметные расчеты. Солдаты повалили из траншеи, паля из автоматов.

Он бежал вместе со всеми. Почему они пошли в атаку? Он не отдавал приказа! Лика… Что если она еще жива? Пуля в живот… падение с седьмого этажа… Ублюдок, чертов солдафон! Она тоже стреляла – и нарочно промахнулась! Увидела его в прицел… Чудовище, мерзкая тварь…

Снежинка ждала на асфальте. Потемнело в глазах. В этом доме они сидели у огромного окна и смотрели на закат… С седьмого этажа. Теперь он уверен: было именно так. Когда? Вчера? Давно? Лика осталась там, а он… Ладонь накрыла синюю жилку на шее. Пульс не прощупывался.

Он поднял Лику на руки и понес в дом.

Лифт не работал. Наверху гремели выстрелы. Он стал взбираться по лестнице, перешагивая через трупы. Под ногами звенели стреляные гильзы. Надо подняться на седьмой этаж. Найти ту самую комнату. И все будет хорошо…

На четвертом из дверей вывалился солдат в чужой изорванной форме, весь в крови и саже. Вскинул автомат. Откуда-то выстрелили, и вместо правого глаза у солдата возникла зияющая дыра. Даже не посмотрев, кто его спас, он двинулся дальше – к седьмому небу. Вокруг сражались призраки, он поднимался мимо них, сквозь них, не замечая. Настоящими были Лика и он. И еще, наверное, проклятый дом-айсберг.

Хотя в последнем он сомневался.

В коридоре плавали клочья дыма. Половина «канделябров» не горела. Он брел в полутьме, выбираясь, как на островки, на освещенные участки. Знакомая дверь болталась на одной петле. Пнув дверь ногой – руки были заняты, – он вошел в комнату.

Яркое весеннее солнце – словно в насмешку. На подоконнике – винтовка с черной тубой оптического прицела. В углу – разбитый пулями рояль. Белая с красной каймой гардина свалилась на пол. Он уложил на нее Лику и присел рядом на корточки. Из треснувшего зеркала на него глядел мертвец в пыльном камуфляже. Трещина шла через рот мертвеца. Казалось, он ухмыляется.

Отвернувшись, он стал смотреть на Лику.

«Я тебя предал. Забыл о тебе, забыл тебя. Обещал, клялся – и не сдержал слово. Я тебя убил. Не пулей – предательством. Тем, что не удержал в памяти, в душе, в сердце. Прости. Я бы прыгнул из окна, лишь бы вернуть тебя. Когда нет надежды…»

Он вытащил из кобуры пистолет. Щелкнул предохранителем, поднес ствол к виску. Самоубийцам нет прощения. Это хорошо. Иначе и стреляться не стоило бы.

Лика открыла глаза.

Выронив пистолет, он засмеялся, как безумный – и хохотал до тех пор, пока комната не закружилась перед глазами, сливаясь в серую круговерть. Но даже сквозь вихрь гаснущего сознания он продолжал видеть лицо Лики.

Она печально улыбалась.