"Юрий Владимирович Давыдов. И перед взором твоим... (Опыт биографии моряка-мариниста) " - читать интересную книгу автора

Юрий Владимирович ДАВЫДОВ


И ПЕРЕД ВЗОРОМ ТВОИМ...

Опыт биографии моряка-мариниста

Вот человек, вот проза!

К. Батюшков

Предисловие

Простившись с Успенским и уже сворачивая на старинный тракт литературы
путешествий, я вспомнил сироту Алифана. Алифана с Растеряевой улицы, нравы
которой изобразил Глеб Иванович.
Завидев сироту, бабы причитали: "Ах ты, батюшки, угораздило же его -
Кук!" Извозчики и лавочники науськивали дворняжек, а мальчишки дразнили,
приплясывая: "Кук! Кук! Кук!"
Алифан читал, перечитывал, рассказывал, пересказывал книгу знаменитого
мореплавателя Джемса Кука. Алифан плавал вместе с Куком в Великом, или
Тихом. Растеряева улица недоумевала и злилась. Неподвижность мысли и места
обитания представлялись растеряевцам гарантией твердости почвы и крепости
корней. А сама по себе мечта увидеть мир - подозрительной, почти бесовской.
Явление Алифанов не зависело ни от среды, ни от времени, ни от
географических координат. Об одном из своих персонажей Роллан писал: "Его
томила непонятная тоска по далеким краям- те мечты об океане, которые
нередко обуревают юных обитателей французских захолустий". Гончаров, называя
книги, читанные в детстве, прибавляет: "...и - к счастью - путешествия в
Африку, Сибирь и другие".
Не каждый, зачарованный музой странствий, отправлялся в странствия. Из
тех, кто отправлялся, немало было подобных некоему С. из "Заметок о жизни"
Доде - этот С, воротившись, отвечал на все расспросы - вопросом: "Угадайте,
почем там картофель?"
Предлагая опыт биографии В. М. Головнина, подчеркиваю, что он мог бы
повторить сказанное Сент-Экзюпери: "Прежде, чем писать, я должен жить". Это
"прежде" было палубным. Лишь завершив путь, измеренный милями, он начинал
путь, измеряемый страницами.
Талантливый мореход был ли и талантливым писателем?
Его современник, тоже навигатор, скромно заметил: "Моряки пишут худо,
зато искренне". На мой взгляд, искренность не столько искупает недостатки
профессионально писательские, сколько отменяет их. Об одном историке
говаривали - он-де очень талантлив, но органически не умеет произнести хотя
бы слово правды. В этом смысле Головнин был совершенно не талантлив.
Вряд ли Василий Михайлович задумывался над тем, участвует ли он в
литературном процессе или не участвует. Он излагал свои наблюдения и свои
размышления. А его прозе выставили высокий балл другие. То были Константин
Батюшков и Вильгельм Кюхельбекер.
Особая, редкостная доля выпала его книге о пребывании в плену у
японцев. Пленив взрослого читателя, она позже вошла в круг юношеского