"Юрий Владимирович Давыдов. Большая путина " - читать интересную книгу автора

руку тем особенным доверительным манером, который был ему свойствен и
который всегда подкупал ненароком обиженных. - Это так... сорвалось... Сплин
у меня, обстоятельства мои... Итак, едешь? Кажется, в лавке Диксона был у
нас разговор? А?
- У Диксона, - подтвердил Норов, с удивлением сознавая, что уже вовсе
не сердится на Пушкина. - Ты тогда, помню, Шекспира спрашивал.
Они остановились против дома Баташева; в нижнем этаже Пушкин нанимал
квартиру.
- А знаешь, Норов... - Пушкин вскинул голову, - позволь предложить мои
услуги?
Норов с улыбкой развел руками: какие же, мол, услуги?
- Люблю, брат, дорожные заметки, - быстро продолжал Пушкин. - Есть у
меня лицейский друг, моряк, так тот свои дневники мне давал... Вот я и
подумал: отчего б и тебе? А? Чтобы и ты радовал меня пространными
посланиями? Говорю "пространными" - для кратких надобно время, у тебя ж в
дороге лишку не будет. А пометы мои на листах, надеюсь...
Норов просиял:
- Спасибо, Пушкин. Спасибо! Долгом почту.
- Вот и отлично, - почти весело сказал Пушкин. - Приходи проститься. -
Он кивнул в сторону дома. - Придешь? А писать станешь?
- Замучаю, - рассмеялся Норов.


2

Поздней осенью 1834 года Норов со слугой своим Дроном появился в
Триесте.
Небо вспухало тяжелыми, неподвижными тучами. В гавани смиренно лежали
парусные суда, два-три пироскафа дымили, прибавляя тучам мрачности.
Шкипер-итальянец втихомолку молил мадонну о благополучном плавании.
Решив, что молитвы его дошли по назначению, он ноябрьским утром, когда часы
на башнях Триеста пробили восемь, взял курс на зюйд.
Адриатическое хмурилось. Норов расхаживал по палубе. Задерживаясь подле
рулевого, взглядывал на компас. Черный конец стрелки, указывая на север, был
обращен в минувшее, красный, указывая на юг, - в будущее.
На островах кипарисы высились, как сторожи, темные мысы казались
спящими медведями. Норов вспоминал стихи древних, воспевших адриатические
волны.
Слуге его, крепостному мужику из заволжской деревни Ключи, вспоминалось
иное. "Вот ведь, - думал, - как жизнь-то перевертывается!.. Недавно пришел с
артелью из Самары в Нижний, гульнуть хотел малость, а в Нижнем и объявили:
ехать, говорят, тебе, Дрон, в самый что ни на есть Питенбурх, на то,
говорят, барская воля. Ну, и поехал. А теперь, вишь, и совсем уж дальняя
путина..."
Дрон, известный среди волжских бурлаков по кличке Большой, ходил в
лямке несколько лет. Слыл он не только опытным "шишкой", то есть
передовщиком в бечеве, но и отменным рассказчиком. Сказочников да
песельников в какой артели не приветят? А Дрон Большой такую бывальщину
сказывал, что любой сказки занятнее. Заслушаешься... А все потому, что
езживал некогда с барином в "тальянский край", на славный остров Сицилию, на