"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

длинный, чем толстый, и вообще, очень расхожей формы. Я даже вспоминаю, что
он достаточно плохо вставал и становился слегка твердым лишь в момент
наивысшей точки. Он мне совершенно не тер промежность, он довольствовался
тем, что как можно шире раздвигал ее пальцами, чтобы лучше текла моча. Он
приближал к ней свою пушку очень осторожно: раза два-три, и разрядка его
была слабой, короткой, без прочих бессвязных слов с его стороны, кроме: "Ах!
Как сладко, писай же, дитя мое, писай же, прекрасный фонтан, писай же,
писай, разве ты не видишь, что я кончаю?" И он перемежал все это поцелуями в
губы, в которых не было ничего распутного." - "Именно так, Дюкло, - сказал
Дюрсе, - Председатель был прав; я не мог себе ничего вообразить из первого
рассказа, а теперь представляю вашего человека". "Минуточку, Дюкло, - сказал
Епископ, видя, что она собирается продолжить, - я со своей стороны испытываю
нужду посильней, чем нужда пописать; я уже достаточно терпел и чувствую, что
надо от нее избавиться". С этими словами он притянул к себе Нарцисса. Глаза
прелата извергали огонь, его член прилепился к животу; он был весь в пене,
это было сдерживаемое семя, которое непременно хотело излиться и могло это
сделать лишь жестокими средствами. Он уволок свою племянницу и мальчика в
комнату. Все остановилось: разрядка считалась чем-то слишком важным; поэтому
все приостанавливалось в тот момент, когда кто-нибудь хотел это сделать, и
ничто не могло с этим сравниться. Но на этот раз природа не откликнулась на
желания прелата, и спустя несколько минут после того, как он закрылся в
своей комнате, он вышел разъяренный - в том же состоянии эрекции и,
обращаясь к Дюрсе, который был ответственным за месяц, сказал, грубо
отшвырнув от себя ребенка: "Ты предоставишь мне этого маленького подлеца для
наказания в субботу и пусть оно будет суровым, прошу тебя". Тогда все ясно
увидели, что мальчик не смог его удовлетворить; Юлия рассказала об этом
тихонько своему отцу. "Ну, черт подери, возьми себе другого, - сказал
Герцог, - выбери среди наших катренов, если твой тебя не удовлетворяет". -
"О! Мое Удовлетворение сейчас слишком далеко от того, чего я желал совсем
недавно, - сказал прелат. - Вы знаете, куда уводит нас обманутое желание. Я
предпочитаю сдержать себя, но пусть не церемонятся с этим маленьким
болваном, - продолжал он, - вот что я вам советую..." - "О! Ручаюсь тебе, он
будет наказан, - сказал Дюрсе. - Хорошо, что первое наказание дает пример
другим. Мне досадно видеть тебя в таком состоянии: попробуй что-нибудь
другое". - "Господин мой, - сказала Ла Мартен, - я чувствую себя
расположенной к тому, чтобы удовлетворить вас". - "А, нет, нет, черт
подери, - сказал Епископ, - разве вы не знаете, что бывает столько случаев,
когда тебя воротит от женской задницы? Я подожду, подожду. Пусть Дюкло
продолжает, это пройдет сегодня вечером; мне надо найти себе такого, какого
я хочу. Продолжай, Дюкло". И когда друзья от души посмеялись над распутной
чистосердечностью Епископа ("бывает столько случаев, когда тебя воротит от
женской задницы!"), рассказчица продолжила свой рассказ такими словами: "Мне
только исполнилось семь лет, когда однажды я по привычке привела к Луи одну
из своих маленьких подружек; я обнаружила в его келье еще одного монаха из
того же монастыря. Поскольку такого никогда раньше не случалось, я была
удивлена и хотела уже уйти, но Луи подбодрил меня, - и мы с моей подружкой
смело вошли. "Ну вот, отец Жоффруа, - сказал Луи своему другу, подталкивая
меня к нему, - разве я тебе не говорил, что она мила?" - "Да,
действительно, - сказал Жоффруа, усаживая меня к себе на колени и целуя
меня. - Сколько вам лет, крошка?" - "Семь лет, отче". - "Значит, на