"Маркиз де Сад. Сто двадцать дней содома " - читать интересную книгу автора

пятнадцати сводницам, а когда к нему не обращались, занимался поисками сам,
развращал всех, кого находил, и отправлял их затем к сводням. Самое
удивительное, что заставляет меня, господа, рассказывать вам историю этого
странного типа, то, что он никогда не пользовался плодами своего труда; он
запирался один на один с ребенком, и от своего напора красноречия выходил
очень распаленным. Все были убеждены в том, что операция возбуждала его
чувства, но было невозможно узнать, где и как он их удовлетворял.
Внимательно вглядываясь в него, можно было заметить лишь необычайный огонь
во взгляде в конце его речи, несколько движений рукой по переду его штанов,
что определенно свидетельствовало об эрекции, вызванной дьявольским деянием,
которое он совершал. Итак, он пришел, его заперли вместе с юной дочкой
хозяина кабаре. Я подглядывала за ними; разговор с глазу на глаз был долгим,
соблазнитель вложил в него удивительную патетику; девочка плакала,
оживлялась, было видно, что ее охватило своего рода воодушевление. Именно в
этот миг глаза этого типа вспыхнули сильнее всего: мы заметили это по его
штанам. Немного позже он встал, девочка протянула к нему руки, точно обнять;
он поцеловал ее как отец и не вложил в поцелуй ни тени распутства. Он вышел,
а спустя три часа девочка пришла к мадам Герэн со своими пожитками". "А этот
человек?" - спросил Герцог. - "Он исчез сразу же после своего
урока", -ответила Дюкло. - "И не возвращался, чтобы посмотреть на результат
своих трудов?" -"Нет, сударь, он был в нем уверен; он ни разу не потерпел
поражения". - "Да, действительно, очень необычный тип, - сказал Кюрваль. -
Что вы об этом скажете, господин Герцог?" - "Я думаю, - ответил тот, - что
он лишь распалялся от этого совращения и от этого кончал себе в штаны". -
"Нет, - сказал Епископ, - вы не правы; это было лишь подготовкой к его
дебошам; выходя оттуда, держу пари, он предавался самым разнузданным
страстям". - "Самым разнузданным? - спросил Дюрсе. - Но могли он доставить
себе большее наслаждение, чем воспользоваться плодами своего собственного
труда, потому что он был в этом учителем?" "Как бы не так! - сказал
Герцог. - Держу пари, что я его разгадал; это, как вы говорите, было лишь
подготовкой: он распалял свою голову, развращая девочек, а затем шел пырять
в зад мальчиков... У него были свои странности, держу пари." Они спросили у
Дюкло, не имела ли она каких-либо доказательств на этот счет и не соблазнял
ли он также маленьких мальчиков. Наша рассказчица ответила, что у нее не
было никаких доказательств этому; несмотря на очень правдоподобное
утверждение Герцога, каждый тем не менее остался при своем мнении по поводу
характера странного проповедника; согласившись со всеми, что его пристрастие
было действительно восхитительным, но что стоило вкушать плоды своих трудов
или делать что-нибудь похуже, Дюкло так продолжила нить своего
повествования: "На следующий день после прихода нашей новой "послушницы",
которую звали Анриетт, в дом пришел один распутник, который придумал
объединить нас, ее и меня, в одном деле одновременно. Этот новый развратник
получал наслаждение от того, что наблюдал в дырку все особенные наслаждения,
которые происходили в соседней комнате. Ему нравилось подгладывать; таким
образом он находил в удовольствиях других божественную пищу распутству. Его
отвели в комнату, о которой я вам говорила и в которую я, как и мои товарки,
ходила довольно часто подглядывай для собственного развлечения за
пристрастиями распутников. Я была предназначена для того, чтобы развлекать
его, пока он будем наблюдать, а юная Анриетт прошла в другую комнату с
любителем заниматься задним отверстием, о котором я вам говорила вчера.