"Джон де Ченси. Метлочерви и носовертки" - читать интересную книгу автора

Звонила моя бывшая жена, но я не стану пересказывать отвратительные
подробности нашего разговора. Каждый разговор с Алиной - это, как минимум,
разведка боем, если не полномасштабная битва. Алина и ее адвокат весьма
преуспели в изящном искусстве раздевания мужчины и лишения его средств к
существованию. Я уже потерял дом и большую часть зарплаты. Теперь она
нацелилась на капитал моего трастового фонда. Оказывается, как утверждает
Алина на пару со своим паразитом-адвокатом, она имеет право на львиную
долю прибыли. И плевать, что после этого мои ежеквартальные дивиденды
упадут практически до нуля, а значит, я должен признать себя банкротом
либо работать круглые сутки, чтобы оплачивать ежемесячные расходы - а они,
отягощенные алиментами, мягко говоря, внушительны. По словам Алины и ее
никчемного братца, я ей должен по гроб жизни.
Ее никчемный братец. Бездельник-шурин - традиционный персонаж всех
салонных драм, но мой-то шурин самый что ни на есть настоящий. Его зовут
Брент. Брент Рис Осборн, из бостонских Осборнов, привилегированной касты,
к которой, естественно, принадлежит и Алина. Подобно многим современным
отпрыскам фамилий с голубой кровью, он считает себя "активистом" защиты
окружающей среды и прав животных. Он любит птичек, любит пчелок. На людей
же ему наплевать, он с небрежной легкостью заявляет, что люди -
прирожденные неудачники, которые не стоят забот и хлопот. Более того,
люди, согласно его любопытной теории, есть не что иное, как вирусы,
терзающие измученное тело матери-Земли.
- И кто станет заниматься антисептикой, Брент? - как-то спросил я его.
- Ты и твои обнимающиеся с деревьями приятели? Ведь вы, насколько я понял,
хорошие вирусы?
Брент презрительно усмехнулся.
Почти все время Брент сидел без гроша. И причина тому была очень
проста: несмотря на весь свой эгалитаризм, он любил тратить деньги на
себя, и чем больше и быстрее, тем лучше. Работать он, естественно,
отказывался. Он был выше такого плебейского занятия, как зарабатывание на
жизнь. Американские аристократы переняли этот обычай от своих британских
кузенов. Семья обеспечила его состоянием, но этот капитал был за несколько
лет промотан, пав жертвой аристократического образа жизни Брента. Однако
Брент полагал, что его и сейчас должен кто-то содержать, поэтому он
присосался к капиталу сестры и пакету ее акций, а покончив с ними,
нацелился на мой трастовый фонд. Он жил в нашем доме два года и
беспрестанно тянул из нас деньги, одновременно строя всяческие козни,
чтобы подтолкнуть к разводу. Деньги моего трастового фонда были для него
недоступны - разве что в том случае, когда суд при разводе начнет раздел
имущества. Теперь я избавился от его гнусной ухмылки, но не от зияющей
утробы его постоянной экономической потребности, в которую моя бывшая жена
хотела швырнуть большую часть моих денег. Ведь не могла же она допустить,
чтобы ее несчастный братик лишился своего причала в яхт-клубе Салема.
Я, кажется, опять отвлекся? Извините.
Червяк в метле не очень-то меня встревожил, но вопрос о том, что же это
такое, ворочаясь где-то в закоулках сознания, не давал мне покоя всю
неделю. Я мог не спешить с ответом, но по натуре я скептический
рационалист и не люблю необъяснимых вещей. Поэтому я хотел, чтобы мне
объяснили, что это за штука - странный червяк, живущий в метле, - и
желательно простыми и понятными словами.